Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет - Владимир Фёдорович Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы доверять должны…
– Брось! Пусть тебе блондинки доверяют, а со мной не вякай! Я все сказал. Нужен товар – бери. Нет – разбежались по своим углам. Но знай: если мне нужно будет, я тебя найду. Ты меня – нет. – И вдруг, нахмурившись, проговорил, словно что–то вспоминая: – Не было бы таких, как ты, может, и я человеком в жизни стал. – По выражению его лица трудно было понять – шутит или сказал всерьез.
– Я не барыга, я посредник! – обиделся Робик. Валет хмыкнул:
– Ну, пусть посредник. А зачем ты им стал? Чтоб не работать, жрать, пить? Будь моя воля, я бы таких, как ты, судил строже, чем воров.
– Из–за этих благ можно все перетерпеть, – оценив ситуацию, в свою очередь, засмеялся Робик. Похоже было, что он полностью пришел в себя и, вздохнув глубоко, смотрел уже без обиды. – А насчет скупщиков–перекупщиков… Что вы без них?
Валет, чтобы не перегнуть палку, примирительным тоном произнес:
– Ладно, не придирайся к словам. Я человек объективный. Мы с тобой люди одинаковые. Бери вещи, завтра днем приедешь с деньгами.
…Он тихо закрыл за Робиком дверь, неслышно накинул цепочку и, мягко ступая, вернулся на кухню. В сером небе плыли тяжелые облака. Ветер усердно гнал поземку. Тяжелый влажный снег бился в широкие стекла. Сдвинув край занавески, он смотрел, как, вынырнув из подъезда, Робик быстро пересек запорошенную снегом квадратную площадку двора, зажатую с боков панельными домами–коробками, и скрылся за углом. Валет выпрямился, не спеша подошел к мойке, повернул кран и сунул под струю недокуренную сигарету. Разговор с Робиком не огорчил его. Наоборот! Столковался с ним о цене вполне успешно, хотя и знал, что продешевил слегка. Но об этом не жалел. Все равно денег будет уйма. Робику тоже нужно было дать заработать. Ты – мне, я – тебе – такое правило, если хочешь жить припеваючи. Похоже, и Робик остался доволен: если ценности забрал, значит, свой барыш успел разглядеть. Валет налил еще водки, но пить не стал. Взяв кусок сыра, сел на табуретку и задумался. Вспомнилась кем–то сказанная в колонии фраза: «Чем больше денег у вора, тем сядет быстрее». Наверное, правильно, решил он. Утрачивается осторожность.
Эта забытая фраза испортила настроение. Он невольно сравнил свою жизнь с жизнью Робика. Разница получилась не в его пользу. Подумал: не он у меня, а я у него на черновой работе. Голову под тяжелый обух не подставляет, а выгоду имеет. Недаром в это дело сразу зубами вцепился – не оторвешь. По душе оно ему оказалось. Правильно люди говорят: грех сладок, а человек падок. Робик не глуп, голова у него хорошо устроена, ни разу не садился. Это я дурак – третий срок отбыл. Смолоду, по поводу и без повода, обливался холодным потом при виде оперативников. Он скупщик краденого, толкач. Ему и уголовный кодекс грозит не так, как мне. И понимает он – воры надежных барыг берегут. Робик все это усвоил давно. У него свои планы. Ему на мои заботы–тревоги плевать, думал Валет. Ему стало жалко себя, жизнь показалась несправедливой. А кто виноват? Сам выбрал решку, а не орла. Он сидел неподвижно, держа в одной руке стакан, в другой – кусок сыра.
«Может, плюнуть на все и задышать свободно? Нахлебался дерьма в воровской жизни досыта. Разбазарил молодость. В тридцать с лишним лет паутиной душа обросла…» Водка обожгла нутро, но досады не сняла.
Ожила старая обида: родные не помогли ему в тяжелое время завязать узелок на прошлом. После второй судимости младший брат сказал прямо, как давно решенное:
– Согласия на прописку не будет. Мать изводить не позволю. Ты уже отнял у нее здоровье. Тебе не дом – пристанище нужно. От тебя всем нам один позор. Уйди по–хорошему.
Слова ударили резко и врезались в память надолго. Спросил тогда:
– За что бьешь лежачего? Что будет со мной, подумал?
– Что должно быть, то и будет. Или за ум возьмешься, или сядешь опять.
Тогда его захлестнула злость. Четко понял, что стал никому не нужен. Но желание взять на характер почему–то исчезло. «Выходит, и на свободе нет у меня козырей», – решил он.
Валет ушел из дома. Жизнь опрокинулась разом. А тут опять начала пошаливать застаревшая язва. Совсем было дошел, но повезло: женился! Жена сказала ему перед свадьбой: «Все, что было, – забудь. Начни новую жизнь».
Но ничего хорошего не вышло. Жизнь не наладилась. Не мог он смириться с тем, что на него смотрели с подозрением. Терпение лопнуло. Слишком много всего навалилось. Через полгода он плюнул на все и уехал искать счастья в Ялту… В дороге думал: «Люди меня не приняли. Не в вере я у них. Свобода не для меня. Ну и пес с ней…» Стройный, деловитый, в темно–сером костюме, он смахивал на снабженца. Без долгих колебаний был принят на правах жениха в семью шеф–повара санатория. Понравился сразу обоим: отцу и дочери. А ему нужен был только вклад на сберкнижке будущего «тестя». И он его получил – на «покупку» последней модели «Жигулей». Больше Валет в их доме не появлялся. Уехал в мягком вагоне. Потом он не раз совершал мошенничества. Человек контактный, с открытым лицом, одетый с иголочки, Валет никак не походил на преступника. Вежливый и обходительный, он и раньше легко входил в доверие к потерпевшим. А те, в большей части люди с «широкой натурой», рыскающие в поисках автомашин, золотых монет, картин, антиквариата, желающие вложить «трудовую копейку» в дачи и кооперативные квартиры, буквально ахали от восторга, когда он соглашался «помочь», и совали деньги за предлагаемые услуги. Валет их не жалел и действовал нагло. Понимал, что о безвозвратно уплывших сбережениях многие из них в уголовный розыск обращаться не станут. Одни чувствовали себя конфузливо от своей необычной доверчивости, другие нервно трепетали от одной лишь мысли, что их влечение к вещам, имеющим особую ценность, заинтересует милицию.
Последний раз попался на мелкой афере. Срок дали небольшой. Успокоил себя тем, что погулял на воле хорошо, и еще тем, что от крупных дел и потерпевших укрылся в колонии. «Нужна и передышка, чтоб жизнь на свободе ценилась», – объяснял он ворам свою очередную посадку.
Пожалуй, из всех потерпевших Валет жалел миловидную девушку из загородного промтоварного магазина, которая