Смертельный мир - Евгений Константинов

– Хорошо, отец, я что-нибудь придумаю, – пообещала принцесса, твердо поверившая, что в недалеком будущем и в самом деле станет королевой.

Оставляя ночевать любимую в одном доме

Со своим старым другом,

Где уверенность, что за время,

Пока светит всего лишь одно солнце,

Твое сердце не разорвется на части?

– Ты это про что, граф? – спросил виконт Германт у Винсепто.

Выполняя приказ короля Гурлия, они отправились в Королевский стан не напрямую, а вдоль берега озера, чтобы проверить, как обстоят дела у Восточного моста Нейтрального острова, и главным образом – узнать, не появились ли за последнее время новые пришлые. Чуть впереди два бойца сопровождали повозку, управляемую возничим, на которой со связанными за спиной руками лежал на боку принц Ащук. Тряпичный кляп надежно закупорил рот принца, который своими репликами успел всем надоесть.

– Понимаешь, – вздохнул Винсепто, – очень мне эта пришлая понравилась, Наташа.

– Красивая пришлая, – согласился виконт и потрогал переносицу, к которой недавно Наташа неслабо приложилась своим лбом.

– Кажется, Его величество тоже это заметил…

– И что?

– Я не хотел бы ни с кем ее делить, – очень серьезно сказал Винсепто.

– Если не нарушить отданный королем приказ, ты, граф, вряд ли на что-то сможешь повлиять. Ведь, насколько я знаю, ты с ней и поговорить-то толком не успел. И к тому же неплохо кулаками над ее мордашкой поработал. Как думаешь, какие чувства после этого может испытывать к тебе пришлая?

– Знал бы ты, какие чувства испытываю я, – вновь вздохнул Винсепто.

– Слушай, граф, – сказал Германт после недолгой паузы, – а вот эти вот стихи, которые ты сочиняешь…

– Ну?

– Кажется, ты у нас один такой сочинитель? Или нет?

– Не знаю. Может, кто-то сочиняет еще, но не признается, – Винсепто немного помолчал, глядя на спокойную гладь озера, потом продолжил. – Мне как раз исполнилось четырнадцать, когда один пришлый читал мне стихи поэта Бродского, который в потустенном мире стал лауреатом какой-то там крутой награды. Почему-то как раз эти стихи я не запомнил, но отложилась интонация. Вот я, как бы, этому лауреату и пытаюсь подражать.

– А тот пришлый…

– Его Сахагом звали. Всего несколько дней прошло, как преобразовался, и я с ним познакомился. И вдруг он раз и пропал. Я подозреваю, что в озеро упал, ну и сам знаешь…

– Они в первые дни почти все какие-то неловкие, – согласился Германт. – Значит, ты так ничего и не запомнил?

– Да я как-то особо и не старался запоминать. Вот одно только. Правда, оно-то как раз не Бродского, а еще кого-то. Послушай: Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день, лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась, ложился на поля туман, гусей крикливых караван тянулся к югу: приближалась довольно скучная пора; стоял ноябрь уж у двора… А? Классно?

– Не знаю, – пожал плечами Германт. – А что означает «таинственная сень»? И что такое туман?

– Вопросы правильные. А еще неплохо бы уточнить, что значит «небо осенью дышало», как может день становиться короче и, что такое «гусей крикливых караван». Я бы многое отдал, чтобы все это почувствовать, увидеть, хотя бы побольше послушать, как пришлые про свой мир рассказывают…

– О! Может быть сейчас у нашего моста, что-нибудь и послушаешь, – предположил виконт.

Но у Восточного моста, где с двумя бойцами дежурил принц Чернец с перевязанной правой рукой, пришлых не оказалось.

– Я, как перемирие заключили, поднимался без оружия на остров, чтобы с горными поговорить, – сообщил Чернец. – У них пришлые тоже вот уже несколько дней не появляются. Странно как-то…

* * *

– Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… – загибая пальцы, считал Фрол, удары набата и, следовательно, количество погибших за минувший день. Когда звон прекратился, подвел итог:

– Если дело пойдет в том же духе, то через несколько дней в мире за стеной вообще в живых никого не останется. Я офигеваю!

– А ты не офигевай, не офигевай, – откликнулся Никус, развалившийся на кровати у противоположной стены.

Они вновь остались ночевать в таверне госпожи Марты. Как и накануне Михыч, Ушац и Клюгк расположились в соседней комнате. Полученные раны требовали покоя, а здесь разбойничков пока никто не беспокоил и, помимо хозяйки, никто не видел. Только что погасло второе солнце, то есть, наступило ночное время, после чего сразу начали бить набаты – сначала вдалеке, потом гораздо ближе. Фрол проговорил с атаманом весь день и узнал массу интересного из жизни мира за стеной.

Мира, который существовал исключительно по законам, придуманным одним единственным человеком – Творцом, который был больше, чем божество. Он был всесилен не на словах, а на деле, и никогда не стеснялся эту силу применить. И все живущие в мире за стеной, перенесенные, или здесь родившиеся и выросшие, прекрасно понимали, что каждый из них – игрушка в руках Творца.

Главной забавой, для него были войны. Они шли постоянно: масштабные сражения, захват крепостей, разного рода стычки, просто дуэли. При этом существовало несколько незыблемых правил: нельзя было воевать, пока светит одно солнце; все оружие, в том числе и наконечники для арбалетных стрел, изготовлялось из тонкой стальной проволоки, периодически поставляемой Творцом; в связи с этим нельзя, да и невозможно было перейти с оружием через Нейтральный остров – оба моста являлись ничем иным, как обычными магнитами, и металлическое оружие к ним моментально примагничивалось; нельзя было воевать женщинам и юношам моложе четырнадцати лет.

Про жизнь местных женщин Никус пока распространяться не стал, сказал, что для этого еще будет время, ну а подрастающее поколение родившихся здесь мальчишек безвылазно обитало либо в монастыре кардинала, либо в Королевском стане на территории Лесного королевства.

Фролу небезынтересно было узнать, что госпожа Марта приютила их совсем не задаром. Оказалось, что за кров и еду атаман расплачивается с хозяйкой кольцами – эквивалентом денег, коими являлись стальные кольчужные кольца. Кольчуги, как таковой у Никуса не было, зато имелся широкий пояс, с которого он всякий раз после завтрака и обеда снимал и отдавал госпоже Марте несколько колечек, который вызвали у Фрола ассоциацию с заводными рыболовными кольцами. Никус назвал свой пояс общей разбойничьей казной, пояснив, что на нем примерно половина всех деньги, которыми располагает шайка, вторая половина спрятана в надежном месте.

Фрол поинтересовался, не слишком ли рискует госпожа Марта, укрывая от власти, в том числе и от жандармов кардинала, пятерых разбойников, но Никус его успокоил. Творец такое только приветствовал; у женщин в мире за стеной было много обязанностей, многое им запрещалось, но многое и разрешалось…