Кольцо Луизы - Николай Вирта
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, так, — повторил Мюллер.
И снова зловещая тишина. И эсэсовцы, застывшие, словно каменные изваяния. И прямо сидевший Педро с глазами, бесстрастно наблюдавшими за молчаливой пыткой.
— Что вы хотите от меня? — не выдержал Людвиг.
— Да ничего особенного. Только средства связи.
— Я не могу стоять… — тихо сказал Людвиг.
— Разве тебя били?
— Били?… — слабо усмехнулся Людвиг, — Это вы называете словом «били»?
Эсэсовцы усмехнулись. Педро слабо вздохнул.
— Ты хочешь сесть? — спросил Мюллер Людвига.
— Это единственное, что я хочу сейчас. И спать. Я не спал четыре ночи. Ужасный свет лампы в камере…
— Заботимся, чтобы у тебя не возникло подозрения, будто мы жалеем средства на освещение нашей тюрьмы, — с усмешкой сказал Мюллер. — Бессонными ночами ты расплачиваешься за дурацкое упорство, — добавил он. И вдруг рявкнул: — Убрать руки со стола! Стоять навытяжку!
Людвиг с силой оторвал руки от стола. Его качнуло. Эсэсовцы сделали движение, чтобы поддержать его. Мюллер знаком остановил их.
— Вам не скучно? — Он обернулся к Педро.
— Понятия не имею зачем вы держите меня здесь, господин группенфюрер, — ровным голосом проговорил Педро. — Какое уж тут веселье!
— Что ж, развлечемся музыкой! — Мюллер включил приемник, стоявший за письменным столом.
Лицо Людвига озарилось счастливой улыбкой.
— Сонет Петрарки, — прошептал он.
— Оказывается, ты разбираешься не только в радиотехнике, но и в музыке? Это мне известно, — ухмыльнулся Мюллер. — Широко образованный парень, а? — Этот вопрос был обращен к Педро.
Педро молчал. Он как бы оцепенел. Лишь одна мысль: «Не выдать себя! Господи, помоги мне не выдать Людвига!»
— Отличная музыка, — шагая по кабинету, заметил Мюллер. — Успокаивает нервы, правда? А вот это место… — Он на минуту прекратил прогулку по кабинету. — Правда, восхитительно?
— Музыка, — как бы про себя, тихо сказал Людвиг. — Музыка — это сама жизнь.
— И ты можешь жить, Риттер. Долго и счастливо жить. И наслаждаться музыкой.
— Музыка, — не слушая палача, шептал Людвиг. — Она вечна, как любовь, как солнце. Солнце и вы!… Бог мой… Нет, вы просто грязные пятна на солнце, господин Мюллер.
— Неверно, Риттер, неверно. Мы счищаем с солнца пятна. Оно ярко светит нам. И только нам. А ты можешь завтра не увидеть его.
— Знаю… Сколько это может продолжаться?…
— Пока не заговоришь. Он очень упрям, этот парень, вы не находите? — снова обратился Мюллер к Педро.
— Я не имел с ним дел, — ответил тот.
Мюллер выключил радио.
— Так что ж, Риттер, ты заговоришь?
— Нет.
— Ты заговоришь.
— Я упаду! — простонал Людвиг. И снопом повалился на пол.
— Поднять! Посадить! Укол! — распорядился Мюллер.
Эсэсовцы выполнили приказ. Один из них ушел и скоро вернулся со шприцем. Сделали укол. Людвиг пришел в себя. Мюллер подсел к нему.
— Мы дадим тебе теплую комнату. У тебя будет мягкая постель. Ты будешь сыт по горло. И все это за одно слово.
— Я скажу, — едва слышно произнес Людвиг.
Педро ужаснулся. Неужели?!
— Вот так-то лучше. Однако чертовская у тебя воля. На пятые сутки нормальный человек, лишенный сна, непременно начнет заговариваться.
— Я четыре дня без сна.
— Ну, выкладывай!
— Я скажу опять то же самое. Вы ничего не узнаете от меня, Мюллер. Ничего.
— А если мы попытаем вот такой способ? — Мюллер локтем ударил Людвига по лицу.
Кровь полилась из рассеченных губ и разбитого носа.
— Ну?…
Людвиг вытер рукавом пиджака кровь, но она все лилась. Несчастный Педро напряг всю волю, чтобы не закричать.
— Ты скажешь?… — прорычал Мюллер.
— Нет! — глухо прозвучал голос Людвига.
Мюллер поманил пальцем эсэсовцев. Те оторвались от стены.
— Поработайте над ним. Он должен сказать…
— Господин группенфюрер… — Педро встал со своего места.
— Сидеть, сукин сын! — взревел Мюллер, — Сидеть и молчать. Черт бы тебя побрал! Кто сделал тебя таким, хотел бы я знать?…
— Бог, — ответил Педро. — Бог и вы, господин группенфюрер.
— Начинайте, — приказал Мюллер.
Удары дубинок обрушились на Людвига.
Мюллер закурил.
Сколько это продолжалось? Педро казалось: вечность.
— Хватит! — сказал Мюллер, когда Людвиг уже не стонал. Он лежал, недвижимый, в луже крови. — Укол! — приказал Мюллер.
Снова пошел в дело шприц. Эсэсовцы подтащили Людвига к столу, кое-как посадили. Он открыл глаза.
— Убейте меня! — прошелестело в кабинете.
— Ну, нет! — Зверская усмешка исказила лицо Мюллера. — Нет, я не убью тебя. Это еще успеется. Отвести! Три ночи без сна.
Волоча по полу полуживого человека, эсэсовцы ушли.
Педро сидел все в той же позе.
— Итак, ты не знаешь его?
— Нет.
— Имей в виду, скотина, я все-таки доберусь до твоих
хозяев.
— Это просто сделать. Их дом рядом.
— Пошел вон! — прохрипел Мюллер.
Молча, с достоинством поклонившись Мюллеру, Педро медленно подошел к двери, еще раз поклонился. И вышел. Казалось, Мюллер вот сию минуту бросится следом за ним… Но Педро был нужен ему. Убери его, в доме Клеменсов не будет шпиона. И кто ж знает, так ли чисто в том доме и действительно, не русские ли чекисты окопались в нем?
Позвонил телефон. Сообщили, что час назад запеленгована рация. На той же волне, на которой работал Людвиг, кто-то вел передачу в эфир. Расшифровать перехват не удалось. Район, откуда велась передача, окружили. Рации так и не обнаружили.
Антон, передававший сообщение Центру, вернулся в Берлин через два дня: он заметал следы.
— А бомбы падают все ближе к нам, — заключил Антон сообщение об успешном завершении операции.
— Да, и с этим надо кончать. Скажи-ка, Франц Панцигер рассчитался с нами?
Антон отрицательно качнул головой.
С верхней площадки лестницы послышался голос Клары:
— Антон, тебя срочно к телефону. Если не ошибаюсь, звонит Лидеман.
— Это неспроста! Я предупредил его, чтобы он не звонил мне.