Адюльтер - Пауло Коэльо

На лице Якоба застыла фальшивая улыбка: он покорен, как барашек, которого тащат на бойню.

В долю секунды в голове проносятся двести тысяч предлогов отказаться. Но зачем? У меня с собой – отличная доза порошка, вполне готового к употреблению, и не будет более благоприятного момента узнать, готова ли я выполнить мой план.

Кроме того, меня снедает извращенное любопытство увидеть, что это будет за ужин.

Так что – с большим удовольствием, мадам Кёниг.

* * *

Марианна предлагает отправиться в «Отель лез Армюр», что свидетельствует о недостатке воображения, – именно в этот ресторан женевцы предпочитают водить своих иностранных гостей. Там подают замечательное фондю, официанты говорят на всех языках, да и расположен он в самом сердце старого города… Но для тех, кто живет в Женеве, все это совсем не интересно.

Мы приходим следом за Кёнигами. Якоб стоит снаружи, терпя холод ради порочного пристрастия к табаку. Марианна уже внутри. Я говорю мужу, чтобы тоже зашел в ресторан и составил ей компанию, а я постою с господином Кёнигом, чтобы ему было не скучно курить. Муж предлагает поступить наоборот, но я стою на своем – нехорошо будет оставлять двух дам за столом, пусть и на несколько минут.

– Приглашение и меня тоже застало врасплох, – говорит Якоб, когда мы остаемся наедине.

Стараюсь держаться как ни в чем не бывало. Он чувствует свою вину? Он озабочен возможным и близким крахом своего неудачного брака? И едва удерживаюсь, чтобы не добавить: «…с этой ледяной мегерой».

– Да нет, дело не в том. Так вышло, что…

Появление мегеры прерывает нас. С дьявольской улыбкой на губах она приветствует меня (снова!) троекратным поцелуйчиком и приказывает мужу потушить сигарету – чтобы мы вошли немедля. Я читаю у нее в глазах: вы оба мне подозрительны, вы наверняка что-то замышляете, но – берегитесь: я опытна и проницательна, гораздо опытней и проницательней, чем вы думаете.

Мы заказываем обычное – фондю и раклет. Муж заявляет, что ему надоел сыр, и выбирает колбаски, которые, впрочем, мы тоже всегда подаем гостям. Вино, как полагается, – но Якоб не взбалтывает его в бокале, не смотрит на свет, не дегустирует: все это было лишь идиотским способом произвести на меня впечатление при первой встрече. В ожидании блюд за легкой беседой незаметно уходит первая бутылка, и на ее месте возникает следующая. Прошу мужа больше не пить, потому что иначе опять придется оставить машину у ресторана, а мы сейчас гораздо дальше от дома, чем в прошлый раз.

Приносят заказ. Откупориваем третью бутылку. Журчит легкий, ни к чему не обязывающий разговор. О повседневной жизни члена Федерального совета, о двух моих статьях, посвященных стрессу («Поздравляю, это очень необычный подход!»), о том, правда ли, что упадут цены на недвижимость, – теперь, когда банковская тайна постепенно исчезает, тысячи банкиров перебираются в Сингапур или Дубай, где мы проведем рождественские каникулы.

Я жду, когда на арену ворвется бык. Но его все нет, и я слегка ослабляю бдительность. Выпив чуть больше, чем следовало бы, становлюсь весела и беспечна – и как раз в этот миг распахиваются створки загона…

– Мы с друзьями как-то раз обсуждали природу идиотского чувства под названием «ревность», – говорит Марианна Кёниг. – А вы что думаете по этому вопросу?

Что мы думаем по вопросу, о котором не принято говорить на таких ужинах, как этот? Мегера умеет выточить фразу. Должно быть, целый день обдумывала формулировку. И назвала ревность «идиотским чувством», чтобы сделать меня еще более уязвимой и беззащитной.

– В отрочестве мне приходилось наблюдать ужасные сцены ревности… – говорит мой муж.

Что это? Он рассказывает о своей частной жизни? И кому? Полузнакомой даме?

– …и потому дал себе клятву, что если женюсь, никогда не допущу, чтобы подобное происходило со мной, – продолжает он. – Поначалу было трудно, потому что мы инстинктивно стремимся контролировать все – даже то, что контролировать невозможно: любовь и верность. Но я все же сумел. И моя жена, которая ежедневно встречается с самыми разными людьми и иногда приходит домой позже обычного, ни разу не слышала от меня обидного слова или упрека.

Да я тоже ни разу не слышала такого рода объяснений. И не знала, что в детстве он получил такую прививку от ревности. Мегере удается сделать так, чтобы все кругом слушались беспрекословно: идем ужинать… брось сигарету… говорить будем о том, что я предпочту.

Мой муж сказал то, что сказал, по двум причинам. Во-первых, это предложение поужинать показалось ему подозрительным и он пытается меня защитить. Во-вторых, он прилюдно говорит мне, как я важна для него. Прикасаюсь к его руке. Вот бы не подумала… Я считала, что ему просто неинтересно то, чем я занята.

– А вы, Линда? Вы не ревнуете мужа?

Я?

Да нет, разумеется. Я всецело доверяю ему. И считаю, что ревность – удел людей нездоровых, неуверенных в себе, лишенных самоуважения, людей с заниженной самооценкой, по этой причине считающих, что первый встречный может представлять угрозу их супружеству. А вы, Марианна?

И мадам Кёниг попадает в собственную ловушку.

– Я ведь сказала, что считаю ревность идиотским чувством.

Да, сказали. Но что бы вы сделали, обнаружив, что муж вам изменяет?

Якоб бледнеет. И с трудом сдерживается, чтобы после этого вопроса не выпить залпом содержимое своего бокала.

– Я думаю, что он ежедневно встречает женщин, которые умирают от тоски в собственном браке и обречены вести унылую, тусклую, ежедневно повторяющуюся жизнь. Еще думаю, что и у него на работе найдутся несколько дам, которые из журналисток прыгнут прямо в пенсионерки…

Да, таких немало, отвечаю я без тени эмоций в голосе. Кладу себе еще немного фондю. Марианна смотрит мне прямо в глаза, и я знаю, что она имеет в виду меня, но не хочу, чтобы мой муж что-нибудь заподозрил. Мне плевать на нее и на Якоба, который, конечно, во всем признался, стоило ей лишь поднажать.

Сама удивляюсь своему спокойствию. То ли это вино так подействовало, то ли проснулся дремавший во мне монстр. А, может быть, это наслаждение от возможности сцепиться с этой женщиной, которая мнит себя всезнающей.

Продолжайте, говорю я, обмакивая кусочек хлеба в расплавленный сыр.

– Как вы, наверно, догадываетесь, эти женщины для меня опасности не представляют. И, в отличие от вас обоих, у меня нет полного доверия к Якобу. И я знаю, что он уже несколько раз изменял мне. Ибо плоть слаба…

Якоб, засмеявшись не без нервозности, отпивает глоток вина. Бутылка пуста, и Марианна знаком просит у гарсона другую.

– …но я стараюсь видеть в этом нормальную реакцию. Потому что если моего мужа не преследуют алчущие любви бабы, значит, он ни для кого не представляет интереса. И я испытываю не ревность, а – знаете, что? Вожделение. Я часто сбрасываю с себя одежду, подхожу к нему и прошу, чтобы он сделал со мной ровно то же самое, что он делает с ними. Иногда прошу рассказать о своих интрижках, и эти рассказы заставляют меня острее чувствовать наслаждение.