Чарли-Чарли-Браво - Олег Рыков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тащ перворанга, вот, пожалуйста! — улыбнулся Валера, вытаскивая из сумки и ставя на стол бутылку.
Флагмех же почему-то прыснул и ударил кулаком по столу. Несильно. Из его глаз потекли слезы.
— Обидел? Мало? Килограмм надо было? — не понимая, подумал Викентьевич.
— Валер, я ШИЛО просил! Такое железное и острое — бумаги прокалывать и подшивать! — заржал морской полковник.
Ссыпавшись в низы, в машинное отделение, смущенный механик нашел сварочный электрод и приказал бойцу срочно превратить его на шлифовальном станке в: «Железное шило! Понял? Железное… острое… с ручкой!» Через пятнадцать минут он уже нес готовый дырокол флагмеху. Принес и смутился повторно, увидев на столе все еще стоящую бутылку.
— Тащ каперанг, бутылку можно забрать?
— Зачем? — улыбнулся тот. — Оставь и вечером заходи. Закуску я обеспечу.
Утром, стоя в строю своего экипажа на блестящем плацу, Викентьевич был мягче разлитого битума, вопросительно прислушиваясь к работе своего внутреннего котла. Очень жарко! Котел явно кипел, так как свистели клапаны в ушах.
— Мирно! К маршу отверженных! На одного ленивого дистанция! Первый корпус прямо, остальные — право на борт! Шлагом арш! — паясничал начштаба.
Первая коробка дружно ударила левой ногой, но так и увязла, вопросительно подняв правую над растекающейся горячей массой. Сразу вспомнились вечерний киносеанс и студент Шурик…
Почему не состоялись строевые занятия, комдиву объясняли долго. Всем штабом. Поняв, тот сам объяснил присутствующим, что такое битум… в бочке… плашмя. И порекомендовал выход из ситуации… раком, но быстрее последнего.
И вот на Марсовом поле, названном в честь расплавленных шоколадок, закипела работа: линтуи, вооруженные лопатами, пахали как бодуки на поле Дыка — медленно и непроизводительно. Битум, закрыв грудью многострадальную вьетнамскую землю, не хотел сдаваться, отплевываясь.
За безынициативной работой черных матросов печально наблюдали стоящие на юте плавбазы Валера и флагмех. Курили, выпуская кхой в лазурное небо.
— Плуг нужен, — сказал капраз.
— А машину дадите? — воспрянул Викентьевич.
Дык не верил своим глазам: по его невспаханному кандону несся русский буонбан с ЧЕТЫРЬМЯ ЛИНТУЯМИ в кузове! «ЗИЛа остановился и выплюнул русского офицера; матросы сгрузили на землю два деревянных ящика и кусок пропиленового конца.
— Дык, бать, плугом помоги! — сказал русский, показывая пальцем на пхит, — А мы тебе мыла хозяйственного и тушенки дадим. И конец… тебе… тоже.
Умный Дык все понял сразу и потер пальцами:
— Кхонг вам. Тра тьен мат! (Нет! Платите деньги.)
Ответ его обескуражил — он не знал значения слова «хрен». Значит, быть торгу…
Показав пальцем на линтуев, вьетнамец сразу определил цену вопроса.
Через два дня Валера привез плуг обратно: он был хорошо заточен, до блеска, и покрашен в блестящий черный цвет.
— Бать, ну, как мои быки? — спросил он у старика, кивая в сторону четырех матросов, заканчивающих вскапывать поле.
— Линтуй совиет — мот нгуой бодук!
— Дык, а я чего говорил? Лучший бык — советский матрос!
Знаете, чего всегда хотелось в море, когда оно в мажоре, а не в минорном буйстве; когда оно ровное как стол и блестящее как зеркало? Чтобы корабль был поменьше — настолько, чтобы можно было сесть на носу и свесить ноги в воду, наблюдая фонтанчики за пятками. Плывешь себе и тормозишь бег корабля ногами. И чтобы камушки были под рукой, которые можно бросать в воду, крича летучим рыбам: «Фас!» Именно так! А еще — сигару в зубы…
А завтрак, обед и ужин чтобы сервировали на юте под тентом. Персонально. Сел ты за стол, взял кружку холодного пива, поднял ее; а тут вестовой из-за спины: весь в белом, с галунами, пробор посередине — подходит и вдруг орет:
— Хватит спать! Тебе на вахту заступать пора!
И ты вскакиваешь, пробив лбом подволок, стираешь со лба липкий пот, прыгаешь через штаны в дырявые морские тапочки, фиксируя себя пилоткой, и бежишь по трапу вверх, судорожно натягивая рубашку. Благо — бежать недолго. Корабль настолько мал, что бегун-спринтер, не успев разогнаться, финишировал бы за бортом. Это — «малыш», или МРЗК (малый, решающий всякие странные задачи, корабль). И вот, ты на мостике, который выглядит, как самый что ни на есть правильный моряцкий мостик с большим деревянным штурвалом, медными переговорными трубами, магнитным компасом и ветром в лицо.
— Тащ командир, шэ-дэ, корабль в точке. Прошу добро стоп машине!
— Добро! «Дон», цели есть?
— Так точно, тащ, пеленг-дистанция, пеленг не меняется, дистанция сокращается.
— Наши чапают? Быстро пришли!
— Нет, американец какой-то — к острову, похоже, бежит. По силуэту — чистый кабелеукладчик.
— Добро! Появятся наши — разбудите.
И стоишь ты, блаженно подремывая на солнце, мечтая о гальке и кружке пива, как раздается крик сигнальщика:
— Наши идут! 120 градусов левого борта!
А что это значит? То, что встречаются два корабля одного соединения, чтобы сменить друг друга в районе; что сейчас встретится масса людей, которые вместе учились, служили и дружили. Поэтому они радуются. А почему не радуется командир? Потому что по приходе в базу его сдаст замполит за массовую пьянку. Но изменить ничего нельзя, невозможно, не по-русски, не по-человечески, стыдно-с.
Вот и ошвартовались бортами: штурмана разобрали штурманов, механики — механиков, боцман — боцмана, лоцман… Откуда там лоцман? Нет лоцмана, зато есть те, кто решает всякие странные задачи. Каюта, броняшка на иллюминаторе, шило на столе, за столом двое обмениваются опытом:
— Петруша, пощупай-ка ты одну сеть!
— Какую? Частота, позывные?
— Ты чего — шпион, что ли, Петька? Не налил, а уже спрашиваешь!
— Будем!
— Так о чем мы?
— Про эту… Ну, часто… ту!
— Ааа! Та была класс! Помнишь? В «Челюстях» сняли, в «Рогах» догуливали, в «Океане»[66]у морпехов отбивали. Только ты молчи! Ладно? Тайна!
— Ну, хоть позывной какой?.
— Ты чего? Вместе же были! Наташкой ее звали! Слушай, кончай ты о делах говорить — давай о бабах, а? Я их пять месяцев не видел!
И вдруг БАБА-Х за бортом, и еще бабах; и все стало светлым вокруг; разноцветные звезды по черному небу летают — это встретились два однокашника — командиры кораблей. Выпили (имеют право, когда все вокруг красноглазые и шатаются в унисон с кораблем) и пошли опустошать запасы арсенала от сигнальных ракет, списывать их за борт.