Шотландия и Англия в первой половине XV в.: высокая политика и региональные амбиции - Сергей Валерьевич Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй этап англо-шотландских отношений в царствование Генриха IV, охватывает 1406–1413 гг., и поначалу был тесно связан с сепаратистской деятельностью графа Нортумберленда в эмиграции, с одной стороны, и пленением в 1406 г. наследного принца Шотландии Джеймса Стюарта — с другой. Неудачные попытки Нортумберленда в разгар антикоролевского мятежа принца Оуэна Глендоуэра в Уэльсе, который поддерживали французы, создать антиланкастерскую коалицию, проходили на фоне довольно стабильной обстановки на пограничье.
Новая волна напряженности на границе поднимается с возвращением из Англии глав семей Дугласов (1408) и Данбаров (1409). Набеги шотландцев под их руководством в 1409–1411 г. спровоцировали новую пограничную войну в 1411 г., в которой английское войско возглавил принц Генри, будущий король Генрих V.
Примечательно, что кампания 1411 г. вывела на первый план в англо-шотландских отношениях такой фактор как сепаратизм Хайленда. Многие события, проходившие как на англо-шотландской границе, так и в самой Шотландии, помимо традиционных геополитических причин, отражали и конфликты, связанные с этно-культурными и политическими отношениями Эдинбурга и горной Шотландии, которая на протяжении трех столетий была практически независима и политически тяготела к Норвегии.
Конфликты и противоречия между Лоулендом и Хайлендом представляли особую важность для Лондона, поскольку давали ему возможность влиять на ситуацию внутри сопредельного государства, используя недовольство хайлендерских вождей политикой Эдинбурга. Английская корона в целях закрепления своего влияния в горной Шотландии делала ставку на силы, враждебные Эдинбургу, оказывая поддержку сепаратистки настроенному клану Сомерледов, чья власть распространялась практически на весь северо-запад Шотландии.
В свою очередь, Шотландия осуществляла, так сказать, зеркальную политику в этом направлении, оказывая помощь не только французскими союзниками, но и валлийскому мятежнику Оуэну Глендоуэру. Цели, которые преследовала шотландская сторона, были во многом схожи с теми, которых добивалась Англия, интриговавшая с Сомерледами. Таким образом, как Англия, так и Шотландия для решения своих политических задач: ослабления своего противника и обострения внутриполитической обстановки в сопредельном государстве, использовали одинаковый инструментарий, поддерживая на территории своих соперников, сепаратистские акции.
В годы царствования Генриха V (1413–1422), центр тяжести во взаимоотношениях двух государств переносится на континент, во Францию. Установившееся относительное затишье на пограничье компенсировалось участием шотландского корпуса в войне против англичан на стороне дофина.
Анализ событий на континенте после разгрома французов при Азенкуре показывает, что тогда происходят важные изменения в структуре франко-шотландского альянса, оказавшие очевидное влияние и на баланс политических и военных сил во Франции в ходе Столетней войны. Благодаря помощи шотландцев, французскому дофину и его сторонникам удалось собрать силы для продолжения войны с англичанами, а шотландский корпус в течение 1420–1424 гг. являлся ядром армии дофинистов. Известно, что Карл поначалу оказался практически в полной политической изоляции: он не имел ни значительной поддержки со стороны французского общества, ни сильной армии, ни финансовых средств. Для самих шотландцев отправка корпуса во Францию давала возможность нанести удар англичанам, не рискую прямым военным столкновением. Вместе с тем, военная экспедиция позволила шотландским лэрдам поправить свое материальное положение (а регенту герцогу Олбани укрепить свои внутри— и внешне— политические позиции, поскольку одним из вождей шотландского корпуса был его младший сын Джон Стюарт, граф Бачен).
Именно шотландцы первыми оказали дофину помощь и поддержку, предоставив уже в 1420 гг. 6-тысячный корпус. В ключевых для дофина Карла сражениях при Боже (1421), Краванте (1423) и Вернее (1424) контингент шотландцев составлял не менее двух третей всей армии будущего французского короля. Это обстоятельство позволяет скорректировать устоявшуюся в историографии точку зрения, согласно которой, роль и значение шотландцев в Столетней войне были незначительны.
На протяжении почти двух десятилетий одним из ключевых пунктов в англо-шотландских отношениях являлись переговоры об освобождении из английского плена шотландского наследника принца Джеймса. Возвращение Джеймса в Шотландию в 1424 г. состоялось в период, когда английский двор, был занят борьбой за власть при малолетнем Генрихе VI. Немалую роль в этом, вероятно, сыграли расчеты англичан как на династический брак Джеймса с представительницей английского королевского дома Джоанной Бофорт, так и на статьи Дарэмского политического договора, одна из которых, предусматривала отказ Эдинбурга от прямой военной помощи Франции.
Проведенное исследование показывает, что, в известной мере расчеты себя оправдали. После возвращения Джеймса, по крайней мере, до 1428 г. со страниц хроник практически исчезает не только вопрос о шотландском корпусе во Франции, но и упоминания о столкновениях на англо-шотландской границе, столь частые в начале XV в.
Анализ взаимоотношений шотландской короны и знати убеждает, что с возвращением короля Джеймса на родину приходит конец практике балансирования центральной власти между разными клановыми группировками, характерной для правления регентов Олбани. Молодой король сразу же взял курс на укрепление позиций центральной власти и искоренение потенциальной оппозиции из числа своих ближайших родственников — Олбани и представителей других крупнейших семейств Шотландии.
По свидетельствам современников, Джеймс, будучи в плену, интересовался английской правовой и политической практикой. На глазах шотландского принца разворачивались политически важные и глубоко драматические события эпохи правления Генриха IV и Генриха V. Весьма поучительным для будущего царствования Джеймса, как представляется, мог быть опыт подавления мятежей северо-английской знати во главе с Генри Хотспером и графом Перси.
Биографические данные позволяют предполагать значительное влияние на Джеймса полученного в Англии воспитания. Но, что более существенно — анализ дальнейших политических шагов шотландского короля также дает основание рассматривать его политику как преломление, в той или иной степени, английского опыта и идей, воспринятых им за годы английского плена. Важно отметить, что и законодательная практика, и политика шотландского короля, с понятными оговорками, на наш взгляд, достаточно близки к тем формам, которые в тот период использовались в Англии.
В 1424–1428 гг. Джеймс I, создавал законодательную базу для своих преобразований, активно использовав шотландский парламент в качестве проводника своего политического курса. В попытке короля расширить структуру парламента, приглашая на парламентские заседания мелких лордов и фригольдеров — сначала при обсуждении новых налогов и рассмотрения тяжб, а затем уже в качестве постоянных членов парламента, можно, на наш взгляд, также видеть подражание английской практике. Влияние английского опыта ощущается в стремлении шотландской короны опереться на представителей среднего дворянства и городов, что является, как известно, весьма характерной чертой именно английской политической модели того времени.
Бескомпромиссность, зачастую и жесткость, с которыми Джеймс правил Шотландией, привели к росту недовольства среди знати