Единственные - Далия Трускиновская

Однако Илона пошла не к троллейбусной остановке, а в сторону парка. Это было странно, и она не объяснила, что ей там потребовалось в холодный мартовский вечер, но поддерживала разговор о редакционных делах, и Рома шагал рядом, даже шутил, даже рассказывал анекдоты, хотя к этому делу у него не было таланта, он не умел выдерживать паузы, финальные ударные слова не преподносил с достоинством, а выкрикивал. Ему казалось, что так получится смешнее.

– Илонка!!! – раздался даже не крик, а вопль. Илона повернула голову, Рома – тоже. К ним спешил высокий бородатый парень.

– Илонка, ты к Ольке, что ли?

– Ну! – весело ответила Илона.

– И я тоже! – парень протянул руку Роме. – Я Шур-Шурыч, так все кличут.

– Роман.

– Вот и ладушки. Чем больше хороших людей, тем лучше. Помогай!

Но помощи в несении тяжелой сумки не получилось, уж стишком разного они были роста.

– Что там у тебя, кирпичи? – спросила Илона.

– Бутылки и, ты не поверишь, кафель! Я на стройке прихватил. Пора Гошкин сортир ремонтировать. Там плитку еще при царе-батюшке клали. Илонка, а тебе не надо? Я еще могу взять, кто там его считать будет! Да кафель – что?! Вовка Синицын унитаз уволок. Представляешь, где-то добыл сумку, в которую влезает унитаз! Роман, придержи дверь! Да шире! Ты что встал, заходи!

Так Рома оказался в гостях у Оли с Гошей.

Он не был компанейским человеком, но втихомолку мечтал о компаниях с гитаристами. И он позавидовал людям, у которых водятся такие гитары – разрисованные, с картинками, датами, автографами и наклеенными фотографиями. Биография этого инструмента сразу понятна – боевая и бессмертная гитара!

Сперва ему было неловко, он ведь пришел с пустыми руками, и лучше всего было забраться в уголок, примоститься на краю тахты. Оттуда он видел Илону, которая в компании прекрасно себя чувствовала, вместе со всеми пила сухое вино и подпевала, когда дело доходило до припева. И Рома тихо радовался: если Илона тут ожила и довольна, то в ножки нужно поклониться и Оле, и Гоше, и Шур-Шурычу. Славная компания, и заглядывают на огонек очень милые люди, вот прибыли высокая блондинка и толстячок, тоже бородатый, со своей гитарой, «потому что Гошкина разгильдяйская не строит!»

Компания казалась Роме замечательной еще и потому, что он немного выпил.

Разбредаться гости стали во втором часу ночи. Поскольку все видели, что Илона пришла с Ромой, то и решили – ему ее и провожать. Так и вышло, что они шли пешком холодной мартовской ночью, и Илона смеялась всем Роминым анекдотам.

Наверно, можно было при прощании поцеловать ее в щеку, но Рома не решился. Некое внезапно проснувшееся чутье подсказало, что теперь поцелуи никуда не денутся, главное – не спешить. И он, безумно счастливый, пошел домой пешком через полгорода, только что не распевая на ходу.

А Илона медленно поднялась к себе, медленно вошла в квартиру, медленно и тихо разделась. Мать спала. В последнее время они встречались редко – когда мать уходила, Илона еще спала, когда Илона приходила – мать или спала, или старалась не выходить из спальни. Чем она там без телевизора занималась – бог весть.

Илона в ночной рубашке пошла в ванную – смыть тушь и тени с глаз. У дверей она столкнулась с матерью. Та, в халате, поднялась по малой нужде.

– Ты пила, – уверенно сказала мать.

– Да, я пила, – согласилась Илона. – Сухое белое. Это полезно для здоровья.

Она была спокойна и неуязвима. И при этом – готова дать сдачи. Мать это понимала. Но думала, что причина – в мужчине. Она ошибалась – причина была в компании. Илона чувствовала себя частью компании, под защитой этих веселых и сильных людей. Уйдя из «Аншлага», она нечаянно нашла для себя более подходящее общество. Аншлаговцы, побунтовав, как-то примирилась с новым руководителем. Сцена им была нужна больше, чем Буревой. А Илона не считала себя актрисой и не хотела бывать там, где все напоминало о нем. Не хотела – до поры. Она собиралась с силами.

На горизонте был московский полиграфический институт. Стаж работы в корректуре должен был пригодиться. Рома отдал свои учебники, и она их иногда принималась листать. Вроде бы все было не слишком сложно, только «История КПСС» внушала ей тот же ужас, что в педагогическом, все эти пленумы и съезды были практически одинаковыми. Еще она не смогла читать учебник по историческому материализму.

Пока что все шло по плану – до лета подготовиться, летом – сдать вступительные экзамены, а потом уж, зацепившись в Москве, найти Буревого. Потому что, если его не искать, то жизнь бессмысленна, как у матери. Повторять судьбу матери Илона решительно не желала. Судьбу отца, впрочем, тоже, хотя его-то она как раз лучше понимала и куда больше уважала. Отцу с матерью не повезло, он мог бы найти более подходящую женщину, и еще не все потеряно, ему еще нет пятидесяти, а вон заместитель редактора Бекасова, он же – парторг редакции Вахтанг Шалвович Сигаладзе женился в пятьдесят два года, и ничего, все за него радовались и поздравляли.

О подготовке к экзаменам Илона рассказала Варваре Павловне, и та идею одобрила.

– Вот на Лиду посмотри, – сказала она. – Отличное образование, прекрасные перспективы. Только с Козлом Петровичем не повезло. Ну так найдется солидный человек, возьмет ее и с ребенком. Если, конечно, она не будет привередничать. Малышке уже годик, пора бы ей и на работу выходить…

– Она хочет еще год дома просидеть.

– А когда Анне Ильиничне на пенсию? По-моему, уже пора. Очень бы хорошо вышло: бабушка – на пенсию, мамочка – на работу, и ребенок присмотрен.

– Варвара Павловна, да она полчаса без своей Ксюшки прожить не может!

Это была чистая правда.

В работе смены образовался перерыв, и Илона пошла в отдел культуры – посмотреть, не пришел ли свежий «Советский экран». Она ждала новостей о Буревом.

Вечером же ей позвонила Оля.

– Илонка, у Гошки на следующей неделе день рождения! Празднуем у нас. Приходи с Ромкой! И приготовьте сюрприз!

– Какой сюрприз?

– Ну, какой? Стих сочините, что ли! Вон Шур-Шурыч стенгазету делает, Юля готовит танец живота, представляешь?

– Какой танец живота, она же блондинка!

– Ну и что? Так даже интереснее!

Илона подумала – а и в самом деле, нужно, чтобы Рома что-нибудь придумал, он сообразительный. И он придумал, он сочинил частушки и исполнил их, по-старушечьи повязавшись платочком и нацепив длинную летнюю Илонину юбку. После чего началось обычное веселье и с красным вином, и с белым, и с деревенским самогоном неизвестного происхождения. Народу в Олину и Гошину квартиру набилось – человек сорок, не меньше. Потом все вырубились и расползлись по углам, заснули – кто где. Когда Илона утром пошла в ванную, оказалось, что в ванне, засыпанный куртками и полотенцами, тоже спит человек.

– Илонка…