Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

«Я хорошая и терпеливая. Главное, помнить, чтоя хорошая и терпеливая. И не наломать дров. Темных перьев мне ужехватит», – закрывая глаза, сказала себе Даф. Она не понимала, почему Натапостоянно ее атакует. Делить-то им как будто нечего. В Мефодия Ната не влюбленаи кокетничает с ним просто из любви к искусству.

Однако было уже поздно. Гнев навалился на Даф,как гнилая подушка. Она злилась тяжелой и запутанной злостью. Гнев ломал еетерпение, с каждым разом откалывая все большие куски.

– Кажется, ты предложила мне где-торасписаться? – словно со стороны услышала Дафна свой спокойный голос.

Слишком спокойный голос. Когда однажды в Эдемеона заговорила таким голосом на уроке, умная Шмыгалка прищурилась и сказала:«Ученица Даф! Немедленно покиньте класс! Извержение вулканов будете устраиватьв коридоре!»

– Отличная все-таки штука эти маголодиипротив комиссионеров! Правда? А мне можно научиться? А ты как думаешь, Ната, уменя получится? – громко спросил Мошкин.

Ната, готовая уже наброситься на Даф,переключилась на него.

– Я думаю, что ты клоун! – сказалаона и, отвернувшись, отошла.

Даф преисполнилась к Мошкину благодарности.Она сообразила, что во всякой конфликтной ситуации Евгеша вызывает удар насебя, служа добровольным громоотводом. Мальчиком для битья, совместно колотякоторого, примиряются злейшие враги.

– Что ты спросил? Ах, да,маголодии! – спохватилась она, заметив, что Мошкин продолжает грустносмотреть на нее. – Тренируешься триста лет по три часа каждый день. Иличетыреста пятьдесят лет по два часа. После этого начинает получаться.

Улита подошла к башне. Мефодий разобрался уже,что это вентиляционная шахта метрополитена. Сверху башенку опоясывал рядхарактерных окон. Внутрь вела единственная железная дверь. Висячий замок былстандартных размеров, но явно не собирался сдаваться добровольно. Более того,чтобы замок нельзя было сорвать ломиком, к двери приварили кусок железнойтрубы.

– Кто у нас тут самый худенький? Желающиепризнаться есть? – спросила Улита, деловито сравнивая Мефодия и Петруччо.

– А что нужно? – спросил Чимоданов,задорно помахивая Зудукой, которого держал за ногу.

– Попытаемся сорвать вентиляционное окнои протолкнем его внутрь. Пусть начертит на двери руну и откроет ее. В этомслучае нас, возможно, засекут не сразу.

– Нам туда очень нужно? – спросилаДаф, кивая на дверь.

– Увы, – сказала Улита.

– Тогда зачем искать сложные пути, когдаесть простые? – удивилась Даф.

Она поймала за живот Депресняка и поднесла егок замку.

– Хороший котик! Умный котик! Ну сделайэто для меня, а?

Депресняк брезгливо понюхал замок и отвернулся.На его физиономии ясно отпечаталось: cами лопайте, если вам неймется.

– Ну пожалуйста! Ну ты же мой мальчик! Неогорчай мамочку! – уговаривала Даф, пытаясь повернуть его морду к замку.

«Ее мальчик» упорно отворачивался, выгибался,обвисал в руках у Даф, как дохлый, и вяло порывался вырваться. Даф неотставала. Она то гладила Депресняка, то стыдила, то обещала всевозможныевкусные взятки. Вволю поогорчав мамочку и насладившись сознанием собственнойважности, Депресняк все же сдался и лениво сомкнул челюсти на дужке замка,перекусив ее с такой легкостью, словно дужка была из макаронных изделий.

– Ни фига себе! Теперь буду знать, чтолучшее средство от кариеса – грызть строительные гвозди! – сказал Мефодий.

Меф вознегодовал, увидев, каких ничтожныхусилий это стоило коту и сколько он перед этим ломался. Даф отпустилаДепресняка. Оказавшись на земле, адский котик немедленно принялсядемонстративно вылизываться, точно был не на руках у Дафны, а невесть на какойпомойке.

– Это он вредничает. Злится, что сделалчто-то хорошее, – пояснила Даф.

– Просто как человек! Многим хорошимлюдям ужасно хочется казаться плохими, – тихо сказал Мошкин.

Мефодий высвободил из дужек откушенный замок иоткрыл дверь. Вниз уходила прямая шахта с железной лестницей. Из шахты тянуло сырым,нутряным, подземным. Уже третий пролет лестницы, постепенно растворяясь втемноте, проваливался точно в никуда. Взять фонарь, разумеется, никто недогадался.

– Что будем делать? Не видно жничего! – спросил Чимоданов.

Даф достала флейту и переглянулась с Улитой.Ведьма пожала плечами.

– Ну если уж совсем слегка, то, может, ине засекут… В конце концов, это не совсем обычная магия… – буркнула она.

Даф поднесла флейту к губам.

– Надеюсь, слабонервных нет? Если есть,то не смотрите мне в глаза… – предупредила она и начала играть.

Долго ли, недолго она играла, сказать былосложно. Возможно, прошел миг, а, возможно, вечность. Само понятие временирастворилось в ее игре, стало несущественным. Да и игра ли это была? Мефодий неуслышал самой маголодии. Ему чудились лишь шорох листьев и отдаленный, едваразличимый шум прибоя. Странное чувство охватило его. Чувство, что он стоит напоросшей лесом скале, о которую трется море. Стоит один и слышит снизу далекиезвуки. Кто-то добрый, светлый и любящий зовет его. Он знает это и ощущаетспокойную, ровную радость, так не похожую на демоническое, судорожное, точнопир во время чумы, торжество, знакомое стражам мрака.

Внезапно Даф резко оторвала от губ флейту иповернулась к Мефодию. Забывшись, он случайно взглянул на нее и едва сдержалвозглас. Из глаз Дафны бил голубой пронизывающий свет. Свет был ярок, упруг ипочти физически плотен. Предметы не были ему преградой, и когда взгляд Дафпадал на камни, Мефодий видел что-то черное и зыбкое, находящееся под ними.

Мефодий заметил, что Даф по странной причинеизбегает глядеть на людей, и, чтобы даже случайно не сделать этого, смотритвниз, под ноги.

– А, светлая! Боишься одежду просветить?Типа того, что у Мошкина плавки в горошек и все такое? – вкрадчивопоинтересовалась Ната.

– У кого что болит, тот о том и говорит…Как раз это-то мне неинтересно, – отвечала Даф, не поднимая глаз.

– А в чем тогда дело?

– Это опасный взгляд. Я могу узнатьслишком много… То, что мне и знать не нужно.

– В смысле? И что тут такого? – непоняла Вихрова.

– Ум не только в том, чтобы получитьмного знаний, но и в том, чтобы избежать лишних, – спокойно пояснила Даф.