Операция "Степь" - Эдуард Кондратов

Речь Шафрота для банкета была длинновата, и сентиментальный его пафос заметно поднадоел всем. Сухонький Карклин неподвижно смотрел в пустую тарелку, так ни разу и не подняв глаза на Шафрота. Елисеев из Помгола и черноусый здоровяк из губсоюза вежливо сдерживали улыбку. Кое-кто из американцев перешептывался. Один из них, набриолиненный красавчик в табачного цвета френче, поймал взгляд Шурочки и хамовато подмигнул.

Но вот господин Шафрот все-таки закончил свою утомительную речь и под аплодисменты, в которых утонул перевод Надежды Сергеевны, сел. Хлопнули пробки, шампанское зашипело и хлынуло в бокалы. Шафрот, промокая платком вспотевший лоб, снисходительно слушал, как его расхваливал от имени служащих АРА Бородин, а затем от имени голодающих масс явная подставка — жеманная старуха в крестьянской одежде, очевидно из бывших актрис. Перевод краткого и энергичного выступления Карклина, отметившего заслуги АРА в спасении голодающих детей в Самарской губернии, Шафрот выслушал настороженно. Зато остальным спичам он уделял уже самый минимум внимания. Смуглые Шурочкины плечи сильно отвлекали Вилла Шафрота от комплиментов, которые отвешивали в его адрес люди с бокалами в руках. Люди, с которыми он уже завтра днем не будет иметь ничего общего. А юная красавица… «Гм, — думал он, — а почему бы ей не сделать сегодняшний вечер истинным праздником?»

Перерывы между тостами стали чуть продолжительнее. Лязганье вилок и ножей, разделывающих колбасы, ветчину, паштеты, заливную стерлядь, балыки и копчености, бульканье льющихся в бокалы янтарных и рубиновых напитков, становящееся все большим оживление в разговорах соседей по столу… Банкетный шумок овладевал залом, и на желающего сказать очередную речь или даже тост уже косились.

Какая неловкость! Шурочка смотрела на свои пальцы: кажется, она нечаянно смазала тени, так искусно наведенные под глазами. Сердце, которое билось и без того учащенно, теперь прямо-таки затрепыхалось.

— Мама, у тебя есть зеркальце? — спросила она огорченно и… достаточно громко, чтобы ее интонацию уловил Шафрот.

— Зеркало… — смущенно пояснила Шура по-английски, когда тот с вопросительным участием повернулся к ней.

Он улыбнулся и развел руками: увы! Надежда Сергеевна взволнованно осматривала стул, приподняла край скатерти, взглянула под ноги…

— Сумочка… — расстроено пробормотала она, обращаясь к Шафроту. — Я оставила ее у вас в кресле.

— Я готов сходить за ней, — галантно осклабился американец.

— Что вы! — ужаснулась Ильинская и нервно улыбнулась. — Я схожу сама. Ключ, если позволите… — И она порывисто протянула Шафроту смугловатую, хоть и не столь свежую, как у Шурочки, руку.

Шафрот кивнул.

— Обещаю сберечь ваше сокровище… — Он расстегнул пуговицу на кармане френча, достал связочку ключей и двумя пальцами очень ловко сбросил с кольца нужный. — Надеюсь, вы найдете ее в кабинете.

Тень не тень, а подобие мимолетного недовольства промелькнуло в его глазах. Но лишь на миг.

— Пожалуйста!

Никто не обращал внимания на Надежду Сергеевну, когда она шла вдоль зала к дверям. Подвыпившие гости вставали, подходили друг к другу, но чаще всего к Шафроту. Кто-то из русских, по виду нэпман, привстав, пытался во весь голос втолковать американцу нечто приятственное сразу через несколько голов. Шафрот воспользовался случаем:

— Переведите, мисс Алина, что бормочет этот купец. И сядьте поближе, прошу вас. Приборы можно переставить.

Так и сделали: тарелочки, вилки и ножи поменялись местами. Американец и девушка оказались теперь рядом: И это было замечательно удобно для того, чтобы продолжить акцию «обольщение мистера Шафрота», от успеха которой зависела вся операция контрразведки ГПУ.

Не стоит забывать, что был еще один важный ее участник, а вернее, участница: сорокалетняя женщина в темном платье с шелковой розой у плеча. Задыхаясь от неистового сердцебиения, она быстро шла по длинному коридору, где курили и оживленно обменивались мнениями гости, проходила мимо пустых сейчас кабинетов с английскими и русскими надписями на дверях, мимо мраморной лестницы, мимо ниш с гипсовыми вазами… Шла туда, куда каждое утро приходила на работу, — в приемную своего шефа.

Приемная, как и коридор, была залита ярким электрическим светом — в АРА на экономию энергии смотрели свысока. Ильинская закрыла за собой двустворчатую застекленную дверь, прислушалась и подошла к другой — высокой, обитой красной кожей. Трясущимися руками вставила ключ в скважину, повернула. Потянула за ручку… Почему?! Дверь не отворялась! Она успела прийти в ужас, хотя тут же машинально повернула ключ на второй оборот. Дверь плавно открылась от слабого усилия… К окну! «Боже мой, боже мой», — шептала она, чувствуя, что близка к обмороку, суетливо делая то, что должно: придвинула стул к окну, взобралась на подоконник, открыла верхний, а затем нижний шпингалеты, рванула на себя раму. Раздался громкий треск отрываемых бумажных полосок. Внутренняя рама открыта, теперь за внешнюю. Верхний шпингалет, нижний шпингалет… Открывать раму уже нет сил. Но и необходимости нет тоже: контрразведчики ГПУ и Заволжского военного округа теперь легко откроют ее со двора…

Спрыгнув на пол, Надежда Сергеевна сунула ноги в туфли, бросилась к креслу, схватила сумочку… Все! Скорее назад, в зал! Если бы сейчас на пороге появился кто-то, пусть даже и не Шафрот, сердце Ильинской не выдержало бы…

О, да как же это?! Она уже затворяла за собой дверь, когда увидела, что внутренняя рама с обрывками бумажной ленты осталась открытой… Ильинская подбежала к окну, прикрыла раму, стало совсем незаметно.

Все! Бежать отсюда, из проклятого кабинета!

Но только не бежать! Необходимо взять себя в руки. — В таком состоянии показаться Шафроту нельзя.

Итак, ключ… сумочка… Хорошо бы плеснуть на лицо холодной водой… Походка, походка!.. Не надо спешить… «Все хорошо, все хорошо», — шептала она, а к горлу подступал комок, а в сердце кололо, кололо…

…Шура трусила, но уже не так, как тогда, в кабинете. «Представь, что это всего лишь любительский спектакль, — уговаривала она себя. — И у тебя роль коварной соблазнительницы кого угодно. Не думай, что это серьезно. Роль, всего лишь роль!..»

В зале было шумно. В углу хрипел граммофон, несколько пар, толкаясь боками, пытались танцевать шимми. Шафрот тяжело дышал. Ему давно хотелось расстегнуть верхнюю пуговицу френча, но он не смел: неприлично. Он пил шампанское бокал за бокалом и не пьянел. «Еще ведь ночь сидеть над отчетом, — с раздражением вспомнил он. — Проклятье! Ладно, потом, потом… Еще не сейчас, не скоро…»

— Мистер Шафрот, ваш ключ.

Ильинская с усилием отодвинула стул, села.

«Выпить шампанского… полный бокал», — вяло подумала она, но не шевельнулась.

— Да, да… — Шафрот взял ключ, небрежно опустил его в карман френча.

— Господин Шафрот, мы вынуждены уйти. Дела. Карклин и Елисеев остановились у них за спиной.

— Извините, — Шафрот встал. — Спасибо за высокую оценку моих скромных усилий. — Он сдержанно пожал руку Карклину, чуть дольше задержал ладонь Елисеева. — Завтра я отбываю московским поездом в восемь утра.