Душитель из Пентекост-элли - Энн Перри

– Это и есть то главное, что вас интересует, не так ли? – улыбнулся Джонс.

– Вы когда-нибудь видели его в этом квартале?

– Нет.

– Может, слышали о том, что он бывает здесь?

Яго выпрямился во весь рост:

– Нет, суперинтендант. Я никогда не слышал о том, что Финли бывает здесь, да и не было у меня причин полагать, что он сюда захаживает.

Шеф полицейского участка верил ему. Но что-то в Яго его все же беспокоило. Какая-то боль и тревога, гораздо более сильные, чем простое сожаление и печаль о жестокой смерти женщины, которую он знал, пусть и не очень близко. Когда Джонс впервые услышал о значке своего друга, у него был вид человека, потрясенного ужасным кошмаром.

Томас решил изменить тактику.

– Каким был Финли в те годы, когда вы хорошо знали его? – поинтересовался он.

Прежде чем ответить, его собеседник собрал остатки мусора в ведро и отставил его в сторону, а затем прислонил швабру к стене.

– Он был тогда моложе и глупее, суперинтендант, – заговорил он наконец. – Да мы все были такими. Я не горжусь своим поведением в те годы. Я был чудовищным эгоистом, потакал своим слабостям, когда только было возможно, не думая о последствиях, не думая, как это отзовется на других. Мне неприятно вспоминать об этих днях. Думаю, что и Финли тоже. Человек взрослеет. Исправить проступки и эгоизм юности невозможно, но можно забыть о них, учиться на собственных ошибках и избегать скоропалительных и суровых осуждений тех, кто тоже ошибается.

Питт не сомневался в искренности Джонса, но не мог освободиться от чувства, что тот заранее приготовил эту речь на тот случай, если ему будут задавать вопросы.

– Вы мне немало рассказали о себе, отец Яго, но не о Финли Фитцджеймсе, – заметил полицейский.

Священник еле заметно покачал головой:

– Мне нечего вам сказать. Мы все были слишком поглощены собственными персонами. Если вы хотите узнать у меня, изменился ли Финли с тех пор, повзрослел ли он, то я скажу вам, что не слышал ничего о нем в эти последние три года и едва ли могу дать вам ответ. Так, по крайней мере, мне кажется.

– От его сестры я узнал, где вас найти. Должно быть, вы все еще знакомы с ней, – не отступал Томас.

Яго усмехнулся:

– С Таллулой? Да, в какой-то степени. Она пребывает в том же состоянии самовлюбленности и поисков удовольствий, в какой были мы, члены «Клуба Адского Пламени», лет семь назад. Ей предстоит еще найти цель в жизни.

Усталость на его лице и плотно сжатые губы сказали Питту больше, чем слова: этот человек мало во что ставил мисс Фитцджеймс. Казалось, ему не хочется презирать ее, но не делать этого было выше его сил. Он с осуждением относился к своей юности и вместе с тем просил быть снисходительным к Финли. Почему? Были ли это опасения, что его бывший друг так и не повзрослел и, подобно сестре, по-прежнему ставит удовольствия выше чести и долга?

– Почему так внезапно кончилась ваша дружба? – спросил суперинтендант словно из любопытства.

Яго не шелохнулся и продолжал молча смотреть на него. Попытавшись что-то ответить, он так и не сделал этого.

На улице какая-то женщина громко звала ребенка. Мимо открытой двери церкви пробежала бездомная собака.

Питт ждал.

– Я полагаю… что наши пути… разошлись, – наконец неохотно ответил Джонс, и его широко открытые глаза потемнели. То, что он говорил, не было похоже на правду, и, глядя на полицейского, он понимал, что тот знает это.

Томас не стал спорить.

– Я уважаю вашу верность дружбе, – сказал он тихо. – Но неужели вы считаете это добродетелью в данном случае? А ваша лояльность к покойной Аде Маккинли, вашей прихожанке, чем бы она ни занималась? А к остальным ее товаркам, женщинам этого квартала? Они проститутки, но, став пастырем этого прихода, не должны ли вы быть верны также и правде, и тому пути, который избрали?

Лицо Яго побледнело от какого-то страшного напряжения. Кожа на его скулах натянулась.

– Я не знаю, кто убил Аду, суперинтендант, – ответил он. – Перед Богом клянусь, что не знаю. Мне неизвестно, был ли Финли или кто-то другой в этом квартале в тот вечер. – Он глубоко вдохнул воздух. – А что касается моей дружбы с семьей Фитцджеймсов, то она прекратилась из-за различия наших взглядов и целей, если хотите. Финли не мог понять ни моего решения, ни моего желания посвятить жизнь своему призванию. Мне трудно было объяснить ему это, а он не хотел верить моим словам и уважать мой выбор. Он считал мое решение эксцентричной выходкой, чудачеством, и его сестра тоже.

– Чудачеством? – переспросил полицейский.

Священник рассмеялся, на сей раз со скрытым удовольствием:

– Ну, чем-то таким, над чем можно весело подшучивать. Таллула восхищается эстетами, людьми, подобными Оскару Уайльду, Артуру Саймонсу или Хэвлоку Эллису, которые бесконечно изобретательны, всегда об этом говорят или это делают… верят во что-то новенькое. Их цель – шокировать, заставить о себе говорить и, возможно, даже призадуматься над чем-то. А я для них чудак особого рода. Я скучен… а этого они мне не забудут при всей их терпимости. Этот грех они не прощают.

Питт, всматриваясь в лицо собеседника, не увидел на нем ни тени жалости к себе или же горечи. Для него брат и сестра Фитцджеймсы были достойны сожаления, это они утратили надежду на настоящее счастье, а отнюдь не он, Яго Джонс.

И все же за улыбкой священника пряталась печаль – что-то такое, чего он никогда не скажет Томасу, что-то темное и причиняющее боль. Неужели это то, что он знает о Финли и о самом себе тоже? Или о ком-то еще из «Клуба Адского Пламени», о сластолюбце Тирлстоуне или самодовольном Хеллиуэлле?

– Вы по-прежнему поддерживаете отношения с другими членами клуба? – неожиданно задал вопрос полицейский.

– Что? – Яго был поражен. – О! Нет, нет! Боюсь, что нет. Тирлстоуна я иногда встречаю, но чисто случайно, а Хеллиуэлла не видел уже года два. Он преуспевает, насколько мне известно. Женился, стал респектабельным и очень богатым человеком. Он всегда стремился к этому, как только начал пробовать свои силы.

– А к чему стремился Финли?

Джонс снова улыбнулся, теперь уже снисходительно:

– Я не уверен, что он сам это знает. Видимо, он хотел соответствовать амбициям отца, но без тяжкого труда и послушания, а это неизбежные условия в таких случаях. Не думаю, что он мечтает стать министром иностранных дел, тем более премьер-министром. Во всяком случае, Огастесу этого не дождаться, а когда он умрет, Финли успокоится и станет тем, кем хочет… если он еще вспомнит, чего ему хотелось достичь. – Он умолк. – А Таллула, возможно, выйдет замуж и станет герцогиней или на худой конец графиней. Не думаю, чтобы по своему интеллекту она смогла бы стать удачной женой политика. Эта роль требует ума и такта, глубокого понимания проблем и психологии человека, а также вкуса, знания этикета и умения быть привлекательной и общительной. К тому же у нее нет благоразумия и осторожности.