Рождение победителя - Артем Каменистый

В красных глазах приближающегося пса отражались плохие обещания, а также вырезки, косточки, филе и прочие мясные заготовки, в которые суждено превратиться моему телу. В успехе расчленения, похоже, не сомневается. Опытный. Но глупый. Куда ты прешь по прямой – здесь же скользко.

Лапы заскользили по обледенелой глине, но собака работала ими с таким нездоровым энтузиазмом, что, вопреки всем законам физики, продолжала подниматься. Слишком медленно, чтобы помешать моим черным замыслам. Торец Штучки прижался к оскаленной пасти, затем выплеснул лезвие. Знакомая картина: фонтан кроваво-мясных обломков, сдобренных осколками костей черепа. Эта псина умерла без визга – лишилась «хлеборезки» вместе с головой. Пострадала за прыткость.

Следующие, так же шумно отряхнувшись, кинулись одновременно, и повторить номер я не смог. Да и опасался. Не надо быть гением-физиком, чтобы понять простейшее: материализующееся лезвие совершает механическую работу. Следовательно, тратит энергию. Сколько ее в Штучке и восполнима ли она – неизвестно. В ходе знакомства с оружием я «клацал» не столь уж много, так что лучше не рисковать в критической ситуации – остаться против псов-переростков с тонким мечом не хотелось.

Уколол первого в голову. Целил в глаз, но не попал. Ничего – тоже неплохо. От толчка собака полетела вниз, не удержавшись на обледенелом склоне. Второй волкодав почти выскочил наверх, и мне пришлось отодвинуться в сторону, проводя рубяще-режущий удар, вскрывший псу бок. Помимо поврежденной требухи, он остался без задней лапы и заработал серьезную рану передней. Жаль, что левая рука не работает: не хватило сил, чтобы отрубить обе. Но и без того неплохо получилось – вон как вниз катится, заливая снег кровью. Сомневаюсь, что сможет продолжить погоню.

Оставшийся пес, не обращая внимания на кровь, хлещущую из раны на морде, вновь рванул наверх. Похоже, природа, создавая этих странных собачек, все силы отдала на совершенствование их физических параметров, так что на интеллект ничего не осталось. Да любая дворняга после такого урока поспешит убраться восвояси или как минимум начнет искать безопасный обход, чтобы не карабкаться вверх под ударами Штучки. Но этому «теленку» без разницы – даже печальная судьба приятелей не насторожила.

Неспешно размахнулся, отсек упрямцу левую переднюю лапу. При этом и правой досталось – глубоко подрубил чуть выше сустава. Все – если демы захотят, чтобы он и дальше гонял меня по лесу, им придется нести пса на руках или позаботиться о протезировании.

Искалеченные собаки только сейчас подняли истошный визг. Видимо, их не боль впечатлила, а невозможность преследовать добычу. Я не стал злорадно торжествовать, окаменев в картинной позе на краю обрыва. Развернулся, бросившись прочь. В этот миг рядом пролетела стрела, срезала по пути пару веток, исчезла в зарослях, впилась там во что-то с резким стуком. Лучник-невидимка вновь подобрался на дистанцию поражения, и меня спасло лишь то, что работать ему пришлось через ветки кустов и деревьев.

Не останавливаясь, вломился в самые густые заросли – здесь он меня точно не достанет. Даже крупнокалиберной пуле трудно придется в такой чаще. Пусть лезет в каньон, переправляется на другой берег. Неплохо бы его подстеречь при этом, но в такое счастье не верится. Гад слишком хитер и осторожен – ни разу на глаза не попался, что уже напрягает. Да и вряд ли гонится за мной в одиночестве с тройкой псов, посвистывая и улюлюкая на разные голоса. Рядом другие демы, и один на один пообщаться не удастся.

Ну ничего – побегаем. Без собачек игра будет почти честной. Глядишь, устанут, растянутся, подставятся. У беглеца сто дорог, а у погони лишь одна. Если отрываться умеючи, можно потрепать нервы любому преследователю. К тому же чуть полегче стало: стрела сломалась, а обломок слишком мал, чтобы всерьез мешать передвижению, цепляясь за ветки. Рана хоть и болезненная, но кровь фонтаном не хлещет – тоже хорошо. Усталость присутствует, но вернувшееся после перерождения ощущение возможностей тела подсказывает, что несколько часов быстрого темпа должен выдержать.

Так что побегаем.

Теории бегства меня учили. Да и практических занятий хватало. Даже слишком практических – среднестатистический заяц за всю жизнь столько не удирает. Знай мои инструкторы, каково здесь придется Девятому, основное внимание уделили бы легкой атлетике.

* * *

И вот после часовых метаний по зарослям и холмам позади опять гавкнула собака. Остановился, прислушался. Вроде тихо. Померещилось? Или подтащили новых носителей хлеборезок? Если и так, то далековато – не скоро догонят. Неплохо я оторвался.

Отрыв дался дорого: лицо исхлестано ветками, левой руки почти не чувствую, плечо – сплошной сгусток нестерпимой боли, а бок залит кровью: все же сочится потихоньку. Каждая ее капля – частичка жизни, но перекрыть рану с торчащим обломком стрелы невозможно, а выдернуть его непросто.

Местные стрелы по конструкции ничем от земных не отличаются. По крайней мере, на взгляд такого дилетанта, как я. И есть у них одна неприятная особенность – наконечник на древко надевается слишком уж небрежно. По сути, его ничто не держит. Если засядет в материале мишени, неизбежно останется там при попытке вытащить. В боевых условиях лучники обязательно таскают длинный узкий нож с кривым кончиком – специально для вырезания боеприпасов из тел павших. Ценное имущество на поле боя бросать не принято.

Если потяну за обломок древка, наконечник, скорее всего, останется в плече. Не знаю, как отреагирует на это черное сердце, но знаю точно – болеть будет адски. И вряд ли смогу такой рукой что-то делать, а с одной много не навоюешь.

Жизнь моя в последнее время щедра на неприятные сюрпризы, но в этом есть и плюсы. К примеру, более-менее научился переносить боль. Вон сколько со стрелой в плече пробегал. Но то, что сейчас предстоит, по шкале мазохизма находится у того предела, за которым можно вырубиться или даже свихнуться. Но другого выхода нет: или я попробую вернуть себе боеспособность, или продолжу соревнование на выносливость, в котором неизбежно проиграю, – у противника стратегическое преимущество.

Толстая рубаха мешает – из-за нее не могу достать правой рукой до древка. Подобное и голому непросто, но у этого тела полный порядок с гибкостью – есть надежда. Поработал ножом, расширяя прорехи, не сдержав стона, стащил вниз одеяние, потянулся к стреле. Блин, все равно не дотягиваюсь! Точнее, нащупать могу, но лишь кончиками пальцев – надежно не ухватиться.

Ладно, придется еще чуток повысить градус мазохизма. Облюбовав огромный замшелый валун, развернулся к нему спиной, осторожно прижался. Момент, когда обломанное древко коснулось поверхности, определил четко – по вспышке боли. Закусив зубами заблаговременно приготовленную палку, надавил сильнее. Теперь уже не болело – теперь рвало на части. Слишком долго беспокоили рану, чтобы она равнодушно отнеслась к такому насилию.

Не знаю, как смог это перенести, но не вырубился, не перекусил деревяшку в немом крике. Бугор левее ключицы начал вспухать, вершина его вытянулась в пик, а затем, на пределе волны боли, кожа расступилась, пропуская острие наконечника. Кровь не брызнула – ранка была перекрыта железом. Не останавливаясь, давил дальше – до конца, до упора, пока лопатка не уперлась в поверхность камня.