Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (+ Бонус. Новый год у Тумановых) - Вероника Лесневская

хрен мне не сдались отношения с подчиненной, которая еще и подругой Агаты является. И сидит с тройняшками.

Мне как потом им всем в глаза смотреть? И от Лоры как отмазываться, когда надоест? А произойдет это сразу же, потому что уже сейчас она меня не сильно цепляет.

Признаться, меня сейчас вообще способна зацепить только кровать, где я мог бы нормально выспаться.

- Нет, я спешу, - бросаю равнодушно.

Опускаю глаза на приунывших детей и подмигиваю им.

- А завтра к Ваське приедешь? – наивным взглядом буравит меня Ксюша. Да и Макс присоединяется. Испепеляет своими маленькими агатами. Мамиными.

- Посмотрим… - выбираю наиболее обтекаемый ответ.

Васене я обещал побыть «папочкой», пока она не выздоровеет, а Агате – держаться подальше от тройняшек. Дилемма. Впрочем, второй пункт я только что и так нарушил.

- Понимаю, у вас столько дел! – подобострастно лепечет Лора, а я боковым зрением замечаю мальчишку, выбежавшего из дома. По возрасту он как дети Агаты. Не свожу с него любопытного взгляда. – Удачи вам. Надеюсь, клиника с вами будет процветать.

«Точно не со мной», - усмехаюсь мысленно. И отступаю к машине, полный решимости уехать немедленно.

От навязчивой подруги Агаты. И от детей, с которыми дико хочется остаться. Бред какой-то.

Еще и пацан этот незнакомый внимание привлекает. Я точно сбрендил! Скорее бы все решилось с наследником. Пора покончить с этим.

Может, Марк прав – и мне анализы на всякий случай еще раз сдать? В конце концов, в ситуациях, подобных моей, бывает положительная динамика. Черт!

Это многое бы исправило. Тогда бы я, наверное, бросил затею с охотой на сына. И вернулся в привычную среду обитания.

- Знаете, клиника очень важна для нас с Агатой. Это не просто работа, - прорывает чересчур болтливую Ларису. – Она ведь нам детей подарила, - кивает на мальчишку.

- Как это? – свожу брови, ничего не соображая.

- Так мы ЭКО делали, - выдает она бесхитростно. – Я мать-одиночка.

Весь этот разговор Лора явно затеяла для того, чтобы намекнуть мне, что у нее нет мужчины и она готова к отношениям. Ведь не могла не заметить мою неоднозначную реакцию на ребенка во дворе.

Однако меня статус Ларисы волнует меньше всего сейчас. Плевать вообще.

Мысленно ставлю на повтор ее фразу. Кручу в сознании снова и снова.

ЭКО?

- Что? – цепляюсь за сигнальное слово. – Когда? – выпаливаю тут же.

- Ну, так шесть лет назад. В один день, между прочим, - откровенничает Лора. И бережно обнимает подбежавшего к ней мальчика.

Сына.

Кошусь на Ксюшу и Макса. Представляю "недостающую" Васену.

Тройняшки.

Вспоминаю имена женщин, карточки которых мне показывала Агата. Ее самой там точно не было – я бы обратил внимание. Ларисы, кажется, тоже. Тут я не уверен. Чертова забывчивость на имена!

- Вот зар-ра-аза, - рычу себе под нос и ухмыляюсь криво.

- М-м-м? – непонимающе мычит Лора, возвращая меня в реальность.

Непроизвольно провожу ладонью по макушке Ксюши, которая преданно жмется ко мне, как маленький котенок, играю пальцами со смешными хвостиками. Свободной рукой притягиваю к себе Макса, невзирая на его сопротивление. Подталкиваю обоих на территорию дома.

- Пожалуй, у меня найдется несколько минут на чай, - делаю шаг во двор и следую за довольной Лорой, уверенной, что поймала меня в свои сети.

А сам не спускаю глаз с ее сына и… детей Агаты.

Глава 19

Агата

- Мамочка, ты только не ругай Адама, - тихонько шепчет Васька, накрываясь чуть ли не с головой.

Цепляю уголок простыни пальцами и тяну на себя. Укоризненно покачав головой, принимаюсь молча убирать остатки пиццы. Складываю в пустую коробку с крошками и соусом. Пока мы с Тумановым ругались в подсобке, чертята разделили поровну и в один присест уничтожили любимое лакомство. Для них это лучше сладостей. А если еще и без ненавистных Ксюшей добавок, о чем Адам машинально позаботился, то довольны остались все.

Кроме меня…

Потому что я понятия не имею, что делать с тремя маленькими детскими сердечками, когда Туманов наиграется и разобьет их. Свое не жалко. Пусть. Не привыкать. Но тройняшек я обязана уберечь.

- Это я его попросила папочкой побыть. Чу-уть-чуть, - малышка пальчиками показывает крохотный зазор и улыбается виновато. – Мне грустно одной было. Адам же хороший, мам, - уговаривает меня жалостливо.

Я же едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться прямо при ней. Чертового Туманова остро не хватает, который сейчас отправил бы меня «умыться и успокоиться». И в то же время ненавижу его за то, что надежду детям подарил ложную.

- Хороший, - соглашаюсь. – Но он не ваш папа, ты же это понимаешь?

- Угу, - вздыхает и паузу делает, думая о чем-то.

Касаюсь ладонью порозовевшей щечки. С болью в груди вспоминаю, какой бледной и болезненной Василиска была вчера. Как плакала, звала меня, лепетала что-то неразборчивое осипшим голосом. И слабо улыбалась от присутствия Адама. Чужого человека.

Хотя сейчас в ее тоненьких венках течет его кровь. Пусть влитая искусственно, но все же… Есть в этом что-то объединяющее, родственное. А сам поступок Туманова стал спонтанным, бескорыстным и… приятно удивил меня. Никогда бы не подумала, что этот эгоист способен вот так, без сомнений, помочь постороннему ребенку, ничего не ожидая взамен.

- А наш настоящий папа где? – поразмыслив, выдает Васька.

И вгоняет меня в ступор. Она сегодня особенно безжалостно бьет вопросами. Правильными, ожидаемыми, но на них у меня нет ответов.

- Я взяла твои любимые книги. Почитать тебе что-нибудь? – перевожу тему. Стараюсь держаться бодро, но голос дрожит и срывается под конец фразы.

Аккуратно меняю Василиске простынь, присаживаюсь на край постели и достаю красочные брошюры из сумки.

- Может, сок хочешь? Или банан? – спохватываюсь, изучая то, что привезла дочурке. – А может, мультики на телефоне посмотрим? - подмигиваю заговорщически, потому что обычно запрещаю ей это.

Но сегодня моей малышке можно все.

- Неа, - машет головой. – Ложись рядышком, мам, - просит она и двигается к краю, морщась от боли в ноге. Осматриваю повязку, помогаю Ваське лечь удобнее. И выполняю ее просьбу, устраиваясь на боку, чтобы меньше места занимать. – Расскажи мне про мамонтенка.

- Не пойдет, - спорю я. - Ты же плачешь каждый раз на его песенке, - усмехаюсь с любовью и оттенком горечи. И нежно целую ее