Я украл Мону Лизу - Евгений Сухов

– Только прошу выслушать меня внимательно.

Джиованни улыбнулся: никогда прежде он не видел его в столь возбужденном состоянии.

– Ответь мне, разве когда-нибудь я был невнимателен к тебе?

Заметно волнуясь, Альфредо Джери пересказал ему содержание полученного письма. Настроение приятеля понемногу передалось и Джиованни Поджи. Какое-то шестое чувство подсказывало, что они стоят на пороге какой-то необыкновенной тайны.

– Я думаю, что он просто ненормальный, сам пойми, ну откуда у него может быть полотно Леонардо да Винчи?! – завершив свой рассказ, Альфредо внимательно посмотрел на приятеля. Однако глаза его говорили совершенно противоположное: «А черт его знает, а вдруг полотно действительно настоящее!»

Джиованни Поджи поначалу посмеялся над рассказанной историей. Но потом неожиданно сделался серьезным. Подняв со стола хрустальную пепельницу в виде небольшого загнутого башмачка, он принялся с интересом ее рассматривать. На свете существовало немало тайн, которые хотелось бы раскрыть или хотя бы прикоснуться к ним. Вот взять хотя бы этот башмачок, каким-то неведомым образом оказавшийся в лавке простого ремесленника и купленный им два года назад всего-то за несколько лир. Башмачок был изготовлен из цельного куска горного хрусталя, который темно-красными нитями рассекали тончайшие минералы. Работа, выполненная неизвестным мастером, была невероятно точна, учитывались мельчайшие детали, а пряжка, слегка подкрашенная в золотистый цвет, еще более усиливала сходство. Вот только странность заключалась в том, что таких кусков горного хрусталя в Италии не существовало, не отыскать их во всей Европе. Единственное место, где они встречались, так это в далекой России, на Южном Урале. Каким образом столь красивейший и большой кусок горного хрусталя попал на Апеннинский полуостров в раннее Средневековье? И какой невероятной твердости должен быть металл, обрабатывающий горный хрусталь, и каким невиданным талантом должен обладать мастер, выполнивший столь сложную работу. За прошедшие столетия изделие прошло через тысячи рук, чтобы впоследствии оказаться на столе профессора искусств.

Джиованни Поджи брал хрустальный башмачок в ладони в минуты наивысшего переживания. И, надо признать, оно улетучивалось тотчас, как только он касался подушечками пальцев прохладной поверхности хрусталя. Эта была своеобразная медитация, помогавшая ему сосредоточиться, найти нужную струну во время сложнейшего разговора. В некоторой степени это был своеобразный тотем, который всегда приносил ему удачу.

В этот раз профессор держал хрустальный башмачок несколько дольше обычного. Однако подходящих слов так и не нашел. А может, все дело в «Моне Лизе»?

– Кажется, я тебя понимаю, – установил Джиованни хрустальный башмачок на прежнее место. – Это письмо нельзя недооценивать. А ты представь себе, хотя бы на секунду, а вдруг он окажется прав. – Альфредо лишь вяло улыбнулся. Похоже, что подобная мысль посещала его не однажды. – Что тогда? Ведь картина действительно пропала. Ведь ее так и не нашли… За эти два года она могла проделать длинный путь, пройти через многие руки. Она могла быть украдена, могла быть подарена. Совершенно неизвестно, где она может находиться сейчас! Так почему не предположить, что она хранится у этого ненормального Леонарди! Я тебе советую отнестись к этому письму серьезно. Ты сказал, что он назвал себя итальянцем?

– Именно так.

– Ответь этому Леонарди вот что… Италия за возврат «Моны Лизы» ответит ему вечной благодарностью. Напиши, что он настоящий патриот, какие в наше время встречаются крайне редко. Напиши, что тебя очень заинтересовало его предложение и ты готов вести с ним дальнейшие переговоры.

Хрустальный башмачок вновь привлек его внимание, но он, совершив над собой усилие, не стал его брать. Интересно, а существует ли второй, парный хрустальный башмачок? Или неизвестный скульптор изначально планировал выточить только правый башмак?

– Он затронул финансовую сторону, – напомнил Альфредо, – что ему ответить?

– Напиши, что деньги не станут проблемой для дальнейших переговоров. Как только экспертами будет установлена подлинность картины, так ты тотчас выплатишь оговоренные деньги.

– Но где я возьму такую сумму? – неожиданно заволновался Альфредо Джери. Странно, почему такая простая идея не пришла к нему раньше.

Заразительно рассмеявшись, Джиованни Поджи сказал:

– Похоже, что ты всерьез вознамерился купить у него «Мону Лизу»? Похвально! – Неожиданно задумавшись, серьезно продолжал: – Хотя, если разобраться, в этом нет ничего удивительного, «Мона Лиза» лишила рассудка куда более уравновешенных людей, чем мы с тобой.

– Что же мы будем делать дальше? – не скрывая своего волнения, спросил Альфредо.

– Сначала дождемся ответа, а там посмотрим, как следует поступать. – Неожиданно весело рассмеявшись, как это он умел, профессор продолжил: – А может, мы ее перепродадим? Тогда мы с тобой будем невероятно богаты. Я бы подыскал хорошего клиента, способного выложить за нее хорошие деньги.

– Хм… Я и сейчас не бедный, – сдержанно отозвался антиквар, с интересом посмотрев на Джиованни Поджи. Тот уже в который раз зачем-то поглаживал хрустальную поверхность декоративного башмачка. – Хотя, конечно же, дополнительный заработок никогда не помешает.

– И еще вот что, прибавь в письме, что мы ждем его во Флоренции для дальнейших переговоров.

– Ты уверен, что он приедет? Мы можем его спугнуть.

– Продать картину он хочет гораздо больше, чем мы ее купить. Так что уверен, он будет во Флоренции.

Винченцио Перуджи откинул красный бархат и посмотрел на «Мону Лизу». В последний год о ней позабыли, как если бы кражи не было вовсе. А все потому, что все внимание прессы было сосредоточено на гибели «Титаника». Более трагической катастрофы трудно было представить, и это при том, что океанический лайнер был объявлен как непотопляемый. Предположений о его гибели было немало, одна из которых – торпеда, выпущенная с подводной немецкой лодки. Как бы там ни было, но воздух в Европе все более накалялся, а ноздри пощипывало от пороховой гари. В Европе уже более никто не сомневался в том, что в скором времени заполыхают костры войны.

«Мона Лиза» была прекрасной. Так выглядеть может лишь само совершенство. Винченцио Перуджи переполняла невероятная гордыня лишь от одной мысли, что ему посчастливилось владеть подобным шедевром. Иногда до него доходили слухи о том, что в коллекциях Моргана и Рокфеллера есть «Мона Лиза», причем каждый из мультимиллионеров утверждал, что подлинником владеет именно он. Откуда им было знать, что оригинал находится в парижской квартире под старым матрасом и владеет картиной не мультимиллионер, а несостоявшийся художник, некогда приехавший в Париж в поисках лучшей доли.

В дверь неожиданно постучали. Набросив на картину красный бархат, Винченцио подошел к двери и прислушался. С тех самых пор, как у него появилась картина, он позабыл, что такое покой, и в каждом стуке за дверью ему чудился наряд полиции.