Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте - Анастасия Вихарева

Удрученный неудачей, Борзеевич вышел на воздух посмотреть, как идут дела с расчисткой земли. Расстроенная Манька вышла следом.

– Мы с тобой как два глиняных горшка. Если Дьявол содержание не нальет, ничего своего нет, – недовольно проворчала она, покосившись в сторону Дьявола, который обваливал некоторое количество земли, чтобы растаявшая вода уходила в ущелье.

Борзеевич повернулся к ней и как-то без ума, невразумительно, посмотрел на нее, разнервничался и поблекшим голосом уязвлено согласился:

– Мы не горшки, мы те тарелки, которые валяются в пещере! Мы, Манька, пытаемся копировать Дьявола, но мы не Бог. Могли бы уже мараться снова…

Манька с любопытством оглянулась на Борзеевича, который прошелся по образовавшемуся берегу бурно таявшего водоема, ковыряясь в земле, с интересом разминая в руке горсти земли. Наконец он радостно вскликнул, вырыл углубление и, опустившись на колени, начал кидать туда горстями землю, перебирая ее руками.

– Ты чего творишь, горе луковое? – обиделась Манька, рассердившись, что Борзеевич, не пожалев последние ее штаны, заболев какой-то странной болезнью.

– Горшки… – ответил Борзеевич, не взглянув на нее. – Глиняные… Иди-ка сложи печь. Вечером у нас будет столько тазиков, что воды хватит и на помыться и постираться, и на поесть и попить… Печь нужна большая, – он широко развел в стороны руки, улыбаясь во весь рот.

Теперь пришла очередь Маньки без ума посмотреть на Борзеевича. Маленький Борзеевич сразу вырос в ее глазах на целую голову. Настроение поднялось. Дьявол все еще возился с отводом воды в нужное русло, но он, без сомнения, по достоинству оценил бы догадливость старика и, в общем-то, ее тоже. Она отправилась класть печь, не имея понятия, как она это будет делать, печи она никогда не клала, но знала, что для печи нужен хороший кирпич или камень, который не потрескается от жара. Таких камней в округе было предостаточно.

Задержались в долине не пять, а все двенадцать дней. Такой отдых, какой устроил им Дьявол, они не помнили, как покинули благодатную землю. С утра наперегонки поднимались на сотню метров вверх и, цепляясь за уступы, по скалам пробирались к теплому озеру. Первые два дня к озеру приходили лишь к вечеру, но на третий день успели до обеда, а остальные дни дорога не занимала и полутора часов. Объясняя, что это нечестно, Дьявол задание усложнил, заставляя подниматься то выше, то ниже. Но времени дорога к озеру занимала уже ненамного больше. Час – полтора плавали в теплой воде или ловили рыбу и пекли ее в углях. Один раз подло отвоевали у небольшой стаи волков добычу – среднего размера оленя. Жадничать не стали, сняв шкуру и срезав доброе мясо, оставив хищникам кости, внутренности и голову. Ребром вышло им хищение – на следующий день волки угнали стадо на другие пастбища. Именно это обстоятельство, или стечение обстоятельств, убедили их в том, что умнее волка зверя нет. Но связываться с хищниками было опасно: волки уходили последними и – сытая была стая или нет, волки встретили их у озера хищными оскалами и рычанием, ясно давая понять, что конкурентов не потерпят.

Мериться силой с волками не стали, и надо ли? В следующий раз пусть лучше боятся, если встретят человека.

Мяса хватило на неделю. Варили суп, жарили, запекали с кореньями и травами – объедались до отвала. Остальные дни добирали рыбой, травой и подоспевшими грибами, делая припасы на дорогу. Из шкуры Борзеевичу скроили унты, используя нити из неугасимого дерева, и подлатали Манькину шубейку, наставив заплат на все места, где шубейка порвалась. Но лучше бы они этого не делали, из-за экономии унты получились как тапочки, а шубейка рвалась в тех местах, где ее проткнули иглой, еще быстрее. Чтобы не заморачиваться, как заставить унты служить дольше, Борзеевич сплел новые лапти поверх унт, употребив на нужды кору неизвестного дерева. Липа в здешних местах не водилась – обыскали всю долину, а обнаруженное дерево распускать листья не торопилось, оставаясь Борзеевичем неопознанным, зато кора у него была не хуже, чем у липы. Еще одну гору новая обувь должна была послужить, еще пару сплели про запас. Единственный недостаток, кора у дерева была грубой – подниматься в такой обуви вверх было не совсем удобно. Но Борзеевич привык к натуральной обуви и не сомневался, что поднимется.

В путь отправились лишь на тринадцатый день, заготовив и стрелы, сушеной зелени, рыбы и грибов, горного меда, подлечив здоровье и наготовив настоявшуюся живую воду. Манька не сразу освоила бумеранг, но, в конце концов, освоила чуть лучше, чем Борзеевич, который изначально пользоваться бумерангом умел.

С новыми силами подниматься в гору оказалось куда как легче, в первый день осилили чуть ли не четверть горы. Дальше подъем оказался не таким простым, как вначале. Снова рубили ступени в скалах, поправляя старые, которые были и разрушились до них, выбивая посохом и вырезая Дьявольским кинжалом. Ступени были едва заметные, местами отсутствовали, заметить их среди камней и ледовых наносов иногда не представлялось возможным, но они всегда находили их там, где камни и лед не удерживались.

Совсем иначе повел себя Дьявол, решительно отказавшись от первоначальной затеи подниматься другими способами. Он тренировал их, но тренировки не имели к подъему отношения. На этот раз он сам поднимался вместе с ними, ни к селу, ни к городу через каждые тридцать – сорок ступеней втыкая маленькие, в половину огрызка карандаша черенки, заботливо присыпая их землей, иногда делил на части, не тоньше спички. Такая трата неугасимого дерева удивленных Маньку и Борзеевича не обрадовала, но сейчас это было уже не важно – стрел, колышки и просто запасных прутьев наготовили в достатке, а закончатся – могли нарастить снова.

«Веселенькое местечко!» – подумала Манька, изучая срезы на камне, решив поделиться догадками с Борзеевичем.

– Сдается мне, что Дьявольский нож уже побывал в чьих-то руках! – она передала ему нож, обменяв на посох, посохом ступени выбивали по очереди, чтобы не так уставать.

Борзеевич не растерялся и обворожительно улыбнулся Дьяволу, который страховал их снизу. Дьявол улыбку заметил, но совершенно ясно дал понять своим видом, что ничего об этом не знает или новость его не заинтересовала. Он с утра был не в духе и пакостил, зачем-то обрушив на метель с мокрым снегом.

Много интересного узнала Манька о горах, не переставая удивляться и горами, и самой себе. Это ж сколько вытерпела, а живехонькая. К подножию четвертой горы от первого комплекта железа сносилось не меньше половины. А когда поднялись на четвертую вершину, сразу стало ясно, что лучше, чем в горах, от железа нигде не избавиться. И вроде выбилась из сил, и жить уже не хотелось, а как встали на вершине – и словно бочонок живой воды выпила. Криком изошелся дух – летит, как птица, глаза свет узрели, могучая богатырская сила проснулась, и радость, от которой поет вся внутренность. Весело становилось, и снова понимали, что вроде тихо идут, а быстро, и каждый день приносит что-то новое, неизведанное…

Манька полюбила горы, такими, какие они есть. Величественные. Горделивые. Непреступные. Тяжеловесные. Исполинские. Ослепительные в солнечном сиянии. Мрачные в непогоду.