Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании - Виктория Никитин

Никита ещё что-то спрашивал, уточнял фамилии и адреса участников прошлых событий, даже выведал, где предположительно они ритуал проводили. И спустя пол часа мы покинули Марию Кротову.

Оставшийся день мы провели за расспросами жителей в попытках выяснить историю событий прошлого. Я не знаю зачем, но Никита словно с цепи сорвался и пытался за несколько часов восстановить полную картину всего, что произошло в тот злополучный день.

– Мы сами делаем свой выбор вне зависимости от обстоятельств – проговорила я, шагая за Никитой в сумерках по городскому кладбищу.

– Не нужно жалости – резко ответил Никита.

– Вина не поможет делу, и ты…

– Я не нуждаюсь в сеансе психотерапии – грубо перебил он меня.

Я промолчала, не выказывая неудовольствия его тоном. Я понимала его чувства, и понимала, что он винит себя в произошедшем с Кротовым. Может быть, будь я на его месте, так же бы реагировала, но так или иначе, Никита не виноват. Всё сложилось так, как сложилось, и даже лучшие из лучших предсказателей не в силах постичь всего узора Вселенной. Никто не знает, как именно наш выбор сегодня повлияет на будущее, в полотне вероятностей и возможностей слишком много нитей, которые человеческий мозг не в состоянии постичь. Мы ещё не научились обрабатывать такое количество информации. Воистину непостижимы пути ЕГО. Так или иначе, было то, что было, и мы не в силах это изменить сейчас.

– Прости – проговорил Никита так тихо, что я еле-еле его услышала.

– Не стоит, я всего лишь хотела…

– Я знаю и благодарен за заботу, но я осознаю свои эмоции, чувства и мысли. Не стоит беспокоиться, это пройдёт.

– Понимаю. Но тогда что мы тут делаем? Ты весь день носился по городу в попытке найти информацию про эту девчонку и её семью, вместо того, чтобы на полных парах в Москву.

– Я понимаю, как это выглядит со стороны, но назови это профессиональной интуицией. Я чувствую, что эта история и наше дело как-то связаны между собой.

«Внутренний голос или чувство вины?» – подумала я, но вслух сказала совсем другое.

– Семь лет прошло с какого-то неудавшегося ритуала, шанс найти что-то спустя столько времени равен нулю.

– Лишь вчера ты угодила в «Молот ведьм», ловушку, которая простояла в чащобе более семидесяти лет, и простоит ещё больше, если её не обезвредить. Прекрати капризы, они лишь мешают.

– Хорошо – вздохнула я, принимая его шаткий, но всё же аргумент.

Капризы? Ну да, капризы. Я не любила кладбища, у меня от них мурашки и обычно посещение этих мест ничем хорошим не заканчивалось. В последний раз скелеты и полуразложившиеся трупы повыскакивали из могил, устроив бальные танцы, я даже думать не хочу, сколько времени и сил потребовалось Вальдемару, чтобы уложить всех обратно. Вот такой я не правильный некромант. Там, где Никита и его коллеги по цеху чувствовали себя в своей тарелке, у меня мурашки по телу шли, а внутри вспыхивало неуправляемое отторжение.

Мы завернули на старую часть кладбища. В вечерних сумерках старые кресты, покосившиеся надгробия казались зловещими. Тёмные тополя, покрытые первой листвой, отбрасывали длинные тени, поднявшийся ветер теребил заросший бурьян, катал сухие, оставшиеся с зимы листья. Было видно, что эта часть кладбища давно заброшена. В сумерках всё ещё можно было разгадать стёртые от времени и дождя имена и даты. Женщины и мужчины, старики и дети, людские жизни яркие, радостные и не очень, когда-то живые, сейчас лишь буквы на косых плитах. Многие даже перестали быть чьим-то воспоминанием, навсегда погребённые под толщею веков, застрявшие в прошлом. Всего лишь уже ничего не значащие буквы на холодном мраморе.

– Не хочу, чтобы меня хоронили – призналась я под веянием эмоции – пусть лучше кремируют.

– А прах развеять по ветру.

– Наверное смешно слышать такое от некроманта?

– Нет, наоборот, очень практичное желание, по-моему. Я тоже в завещании внёс такой пункт.

– У тебя есть завещание? – удивилась я этой новости.

– Да – пожал он плечами, показывая незначительность этого факта – работа у меня опасная, стоит позаботиться о таких вещах заранее.

– Хм… Никогда не думала об этом, но не могу не согласиться с практичностью данного факта.

Свернув направо, мы вышли на короткую разбитую тропинку, упирающуюся в сломанную ограду и высокий, дремучий лес. Тут было всего шесть могил. Очень старых, с треснутыми и покосившимися памятниками. Никита подошёл ко второй справа, сверяясь с записями в смартфоне. Грустный херувим печально смотрел в небо половиной лица в тёмных подтёках, одно крыло отсутствовало, а второе на половину облупилось, больше походя на стёртый огрызок.

– Алла Владимировна Ипатова, 21.05.1914 – 06.06.1929. Это тут. – Никита спрятал смартфон, и вытащив фонарик из куртки, перешагнул через хлипкую ограду, исследуя могилу подростка.

– Почему тут? Что рассказал тебе смотритель кладбища?

Подросток, девчонка, которой чуть меньше ста лет назад возвели когда-то прекрасный памятник. Ребёнок, которого не знали в городе и о котором слышал каждый. Особенное дитя, особенное даже для своих. Дитя смерти, дитя, рождение которого предвещает великие перемены, плод смещения двух миров, двух чуждых миров, ошибка родителей, дитя человека и демона, единственного существа из подреальности, открыто живущем в нашем мире. Нет, такая как Алла, не была уникальной, дети смешанной крови рождались и раньше, но они были столь редки и каждое их рождение всегда, во все времена с тех пор, как существует человечество, предвещает великие и необратимые перемены. Таких, как она называют: Дитя предзнаменования. Высокопарное название для обычного, простого, ни в чём не повинного ребёнка. Она прожила ещё достаточно долго, обычно таких детей убивают сразу. Убивают, потому что боятся. Боятся перемен, боятся неизвестности и новой жизни, которую несёт в себе такое дитя. Всё это рассказал нам смотритель кладбища. Низкорослый, старый маг, который давным-давно забыл свои корни и предпочитает жить на границе миров, между магией своей истинной сути и людьми.

Я смотрела на надгробие, на маленькую почерневшую от времени фотографию в железном эмалированном круге и не понимала, что чувствую. Мне было грустно от участи этой девочки, от страха и ненависти, которые испытывают ведьмаки и маги к таким, как она. И в тоже время где-то глубоко внутри поднимался гнев на таких, как они. Гнев за то, что обвиняют невинного ребёнка в ошибках родителей, обвиняют этих детей в том, какие они, обвиняют и боятся. Я помню себя в детстве, помню страх, отвращение, презрение и неприятие других ко мне. Помню страх отца, когда во мне проснулась некромантия, помню его пожизненное разочарование от того, что я девочка, а не мальчик. У ведьмаков всегда рождаются только мальчики, это закон природы, незыблемый устой вселенной, который был нарушен первым криком маленькой девочки. Помню бумаги с ДНК анализом на отцовство и своё глубокое разочарование, которое до сих пор холодной иглой колит сердце. Я помню его секундное бессилье, всего лишь миг, один удар сердца, но он был готов сдаться и согласиться отказаться от меня, когда конклав, переполненный паническим ужасом, ворвался в наш дом и объявил меня дитём предзнаменования. Да, это был всего миг, момент слабости, присущей всякому живому существу, миг, за которым следовали годы борьбы за мои права, и что уж тут мелочиться, за мою жизнь. Десятки астрологов, предсказателей, верховные ведьмы и сильнейшие маги России и зарубежья. Проверки на проверке, пока от меня не отстали и позволили не только жить, но и учиться. И постоянные слова отца «Ради твоего же блага». Десятки часов уроков, вдалбливания двух наук от А до Я, лекции, тренировки, практики, наказания и разочарование. Великий род Лариных зависит от меня и с тех пор как окончательно стало ясно, что мама больше не может иметь детей, отец с фанатизмом воспитывал себе преемника. Я смотрела на грустного ангела и будто сквозь века чувствовала боль погребённой под толщей гранита девочки. Чувствовала её одиночество, её страх и вселенское непонимание. «Почему её держат взаперти? Почему ей нельзя общаться с другими детьми? Почему мама вздрагивает каждый раз, когда прикасается к ней? Почему мама плачет по ночам и молча выслушивает обвинения дяди? Почему дядя постоянно наказывает её за любую провинность? Она привыкла быть виноватой во всём, привыкла, но никогда не понимала своей вины. Она боялась его, боялась и пряталась в углу между шкафом и стенкой, там был её тайный мир. Мир где не было ремня, криков и обвинений. Она боялась их, боялась и ненавидела. Ненавидела их всех всеми силами своей души. Она мечтала, что когда-то вырастет и сбежит. Сбежит от побоев и вины. Но ненависть взяла верх, она сжигала её изнутри, пока не взяла верх.».