Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

— Меня интересует один вопрос, — собравшись с духом, я выдохнула и продолжала. — Как умерла наша мама?

Зная, что этот вопрос для него крайне неприятен, я думала, что он побледнеет. Но он, наоборот, густо покраснел.

— Зачем тебе это? — вновь послышался шелест песка.

— Что значит «зачем»? Это же была моя мама!

— Джина, мне совсем не хочется об этом вспоминать… Я быстро согнулась пополам и ухватила его за руку.

— Только не уходи, — умоляюще прошептала я. — Я знаю, что может последовать за этими словами, но, не уходи, прошу тебя! Я должна знать, я же твоя дочь!

Он положил руку на мою ладонь и пристально посмотрел мне в глаза. Его взгляд заметно потеплел.

— Хорошо, — шелест песка стих. — Я попробую, хотя мне это действительно нелегко.

Мягко пожав мою руку, он поднялся. Подошёл к окну, достал сигарету и с внимательным видом принялся изучать первый осенний день.

— Я тебе уже рассказывал, как мы с ней познакомились? — тихо спросил он.

— Да, — также тихо кивнула я.

— У тебя неплохая память, — он обернулся и с усмешкой посмотрел на меня.

— Стараюсь, — я, как можно равнодушнее, пожала плечами. — Моя память навёрстывает расстояние, на которое отстала за этот год.

— Я это понял, — он кивнул и снова отвернулся.

А я в тот момент подумала, что ему удобнее рассказывать, не глядя на меня. Подумала и тут же забыла.

— Все произошло крайне глупо, — отец тяжело вздохнул и выпустил струйку сизого дыма. — Ужасно глупо, по-книжному. Я любил твою маму без памяти, и она отвечала мне тем же. Но была таким же ревнивым человеком.

Он немного помолчал и глубоко затянулся.

— Я уже говорил, что возглавлял целую научную группу. Так вот — однажды у нас появилась молодая сотрудница. Рыжеволосая, зеленоглазая, одним словом, настоящая бестия! Натуральная Лилит…

— Кто-кто? — не поняла я.

— Супруга Люцифера, властелина подземного царства, — отец усмехнулся. — У древних кельтов был культ Кернунноса и Хабондии. Своеобразные языческие божества, она — одна из них…. День недели Лилит — среда. Кроме того, она покровительствует проституции и коллекционирует души нарождённых детей, которые не появились на свет из-за того, что их матери сделали аборты.

— Ужас какой! — прошептала я.

— Вот-вот, — смешок послышался в третий раз, — и я о том же. Все мои сотрудники именно так и думали. Они почему-то решили, что нет на свете мужчины, который смог бы устоять перед чарами этой женщины.

Голубоватый дым вновь взвился вверх.

— Но я прекрасно знал, что это не соответствует действительности. По крайней мере, в отношении меня. Я так любил твою маму, что другие женщины меня абсолютно не интересовали. Когда я начал с ней встречаться, я перестал замечать всех остальных. Это было как наваждение…

Он снова немного помолчал.

— Точно также я реагировал и на свою новую сотрудницу. Не спорю, она пыталась оказать мне знаки внимания. Кому не лестно завести роман со своим боссом? Но я держал её на расстоянии, сохраняя сугубо деловые отношения. Твоя мама иногда приезжала ко мне на работу, естественно, видела эту женщину. Она прекрасно разглядела все её манеры, о чем неоднократно мне говорила. Что было делать — я, как мог, успокаивал её, надеясь, что она всё-таки изучила меня за годы совместной жизни. Но на деле оказалось иначе.

В глубине души твоя мама всё-таки не верила, что я ей не изменяю, и никогда не изменял. И эта мысль, постоянно подогреваемая надуманной, необоснованной ревностью, словно червь, точила её изнутри. Дженни была подобна пороховой бочке — поднеси маленький огонёк, и она тут же взорвётся.

И такой огонёк нашёлся, увы, Джина, мир — не без добрых людей. Меня чудовищно оклеветали — какая-то сволочь наговорила моей жене кучу всевозможных гадостей. Якобы, у меня — роман с новой сотрудницей, мы все время уединяемся, и прочую, прочую дрянь… И, как ни странно, моя Дженни поверила…

Он вынул изо рта окурок, поднёс к глазам и долго рассматривал.

— Что-нибудь на самом деле было? — нарушила я затянувшуюся паузу.

— Нет, — он повернулся и пристально посмотрел мне в глаза. — Ничего подобного не было. Можешь, конечно, не верить, но я говорю правду.

Если бы что-то похожее произошло, я бы окончательно перестал себя уважать.

— Я тебе верю, папа, — прошептала я.

— Хорошо, если так, — он о чём-то на мгновение задумался, потирая указательным пальцем переносицу.

— Жаль, что ты была тогда слишком маленькой, — струя песка вновь стала совсем узкой и издавала слабый, почти неслышный шелест. — Может быть, тогда мы вместе смогли бы убедить нашу маму, что всё это — не более, чем гнусная ложь.

— Что произошло дальше?

— Мы поссорились. Так сильно мы не ссорились ни разу в жизни. На дворе стояло лето, и ты гостила у бабушки — матери Дженни. Признаюсь, тогда я вспылил. Мне стало дико и ужасно от мысли, что моя супруга поверила чьим-то словам. Вспышка бешенства настолько меня ослепила, что я собрал вещи, намереваясь несколько дней провести в лаборатории. Перед моим отъездом твоя мама сказала: «Знаешь, Ник, глупо продолжать жить без человека, который был рядом долгие годы». Тогда я не принял её слова всерьёз, развернулся и ушёл. Намеренно не звонил несколько дней, в глубине души надеялся, что всё-таки первой позвонит она. Но этого не произошло. На четвёртый день я неожиданно вспомнил, что оставил в туалетном шкафчике сильнодействующее снотворное и, как сумасшедший, помчался домой. А когда приехал, она была уже мертва.

Отец замолчал, и в этот момент я отчётливо ощутила, что печальная осень всё-таки прокралась в палату. Послышался тихий, безнадёжный шелест сухих, опавших листьев, и тусклый солнечный свет проник в мою душу серой, неотвратимой грустью. Жидкое отчаяние заполнило аквариум моего существа до краёв. Не знаю, почему, но я закрыла глаза. И как только это сделала, в темноте возникла стена, которая вновь начала превращаться в развалины. Чем больше старый камень крошился в прах, тем страшнее мне становилось. Потому как я уже поняла, что увижу там, за этим обветшалым, изъеденным временем кирпичом…

И как я ни старалась отсрочить этот момент, я всё-таки ЭТО увидела. Перед глазами возникла просторная спальня с обитыми тёмно-синим бархатом стенами. На кровати цвета слоновой кости сидела молодая женщина. Её лица я не видела. Просто знала, что она молодая, и — всё.

Я находилась позади неё. Женщина сидела ко мне спиной и смотрела в большое зеркало, которое было встроено в большой белый шкаф. Самым интересным было то, что когда я осторожно выглянула из-за её плеча, своего отражения я не увидела.

Зато я увидела её лицо. Мне стало невыразимо страшно — на кровати сидела я сама. А, может быть и не я, но кто-то очень похожий на меня.