Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина - Валерий Большаков

Откровенно говоря, Жилин не верил, будто Сталин лично отдал приказ о его аресте. Скорее всего, эта идея родилась в ведомстве Берии, а Иосиф Виссарионович к июню так и не дождался ни извинений, ни раскаяния. Рычагов не сделал должных выводов, и тогда их сделали за него… А теперь?

Изменилось ли отношение Сталина к Павлу Васильевичу?

Можно сказать, что да – стараниями Ивана Федоровича.

Недавнее письмо от вождя и назначение комэском – это важно.

А дальше? Что ему светит? Тихое забвение в низовых звеньях?

Или новый взлет? В любом случае он заставит говорить и о себе, и о 122-м полку. А добиться этого «просто»: надо сбивать фрицев побольше, а потерь нести поменьше. И всего делов!

…Немцы утихомирились лишь под вечер.

Пилоты, собравшиеся в «эскадрильной» землянке после вылета – шестого за день! – вяло переговаривались:

– Через этих немцев никакой личной жизни. Отлетаешься, и ноги не держат!

– Не только ноги…

– Так подкрадывается старость, капитан…

– Ну уж дудки!

– А все ж таки здорово мы их проредили…

– Ага, как морковку на грядке!

– Как молодой лучок! Ха-ха!

– Товарищ командир, а вот я интересуюсь, шо это у тебя за пистолетик?

– Трофей, Игорь. Сегодня сбил одну… птичку.

– А можно глянуть? Я, конечно, дико извиняюсь…

– Да ладно уж… Держи.

– Ух, ты… С понтом, золото?

– Без понтов.

– Ну вообще… Убиться веником! А шо это – А-Эн?

– Не «Н», а «Х». Это инициалы Гитлера.

– Шо? Так это…

– Личный пистолет усатенького.

Пилоты зашумели.

– Предлагаю – ша! – крикнул Литвинов. – Командир, так ты кого сегодня спустил?

– Мёльдерса.

– Ну не хрена себе…

– Сам в шоке. Я-то думал, он ас из асов, а Мёльдерс попался, как юнец из аэроклуба… Слушайте, а не попить ли нам чайку?

– Эт можно!

– Ну, тогда растапливай самовар. У меня еще полпачки заварки осталось…

– О! Я тогда к поварам смотаюсь – тетя Глаша грозилась пирожков напечь!

– С чем?

– С повидлой!

– Мухой!

– И побольше бери, побольше!

Жилин ухмыльнулся: вечер удался.

Мотор ревел, «мигарь» аж трясся от скорости, с оконцовок крыльев срывались белые стяжки воздуха.

«Мессершмитты» разделились – одна четверка заходила «МиГам» в хвост, а другая набирала высоту, чтобы накинуться сверху.

– Атакуем!

Жилин бросился наперехват «набиральщикам», привычно напрягаясь и сосредотачиваясь. Он не сливался с истребителем в одно целое – это всего лишь красивый, но неточный образ.

В момент атаки Иван сильно опрощался – все его мысли и чувства словно обнулялись, отходили на второй и третий план. Оставалась лишь ручка управления, педали и прицел.

И два глаза, высматривавшие противника.

Слава богу, шелковый платок достал на шею, а то пока головой вертишь, до крови сотрешь об воротник…

«Мессер» находился далековато, но уж очень хорошо он распластался, выказывая брюхо. Трассеры полетели вперед, сходясь в точке перспективы – как раз между двух трапециевидных, маленьких, словно отрубленных крыльев «худого». Мотор, кабину, хвост – пулеметы прострочили весь «Мессер» от кока до киля. Немецкий истребитель все еще стремился в небо, но уже терял разгон, заваливаясь, и вот посыпался вниз, входя в штопор.

– Готов!

– «Хмара»! Берешь ведомого, я бью ведущего!

– Понял!

– Атакуем!

Сразу сбить ведущего не получилось – немец резким переворотом скользнул вниз.

– Уходим вверх, повторяем атаку!

Со второй попытки прыткий «Мессер» попался в переплет прицела, и красно-белые огоньки трассеров вошли в немца, будто впитались губкой. Из мотора у «Мессершмитта» полыхнул факел пламени, смазанный набегающим потоком.

Готов. Не жилец.

Снова навалилась перегрузка, затемняя зрение. Подвывая, «МиГ» ушел вверх и развернулся для новой атаки. Кто тут на нас?

Два «худых» насели на его ведомого, и Жилин сразу, почти не думая, на автомате дал очередь. Сбить не сбил, но пуганул – один из немцев отстал от Алхимова, но на его «кригскамерада» чужой пример не подействовал.

Ну, дураков на войне не учат. Их мочат…

Иван зажал гашетки и увидел, как по фюзеляжу «дурака» засверкали вспышечки от попаданий крупнокалиберных пуль.

«Дурак» задымил, стал набирать высоту, но это длилось недолго – сорвался в штопор. А умнее надо быть…

Жилинский «мигарь» резво набирал высоту, закладывая широкий вираж.

– Группа, внимание. Идем с набором!

Только теперь Иван сумел глянуть вниз – там, за крылом, пласталась твердь земная. Разгромленная колонна уже не пылила – дымила. В голове – огонь, и в хвосте огонь, и середина горит.

А танковая рота – штук девять серых коробочек – вырулила, полем двинулась. «Горбатых» бы сюда, да ПТАБами…

– Командир! Уходят «мессы»! Воздух чист!

– Возвращаемся тогда. Бомбочки подвесим…

– Правильно, командир! А то тут хитрожопые расползаются!

– Как тараканы!

– Где ты видел серых тараканов? Как мыши!

– А мы их тапком! Тапком!

– Га-га-га!

Жилин улыбнулся – в коллективе наблюдался высокий моральный дух…

Пока техники скрипели насосами, закачивая бензин, а оружейники подвешивали «ФАБ-100», пилотам дали перекусить.

Борщ и гречневая каша с котлетами – самое то перед третьим боевым вылетом.

Ели прямо на стоянках, рассевшись на сложенном брезенте.

– Интересно, – сказал Рыбалко, задумчиво облизывая ложку, – возьмут немцы Смоленск?

– Возьмут, – спокойно ответил Жилин.

– Това-арищ командир… – укоризненно протянул Алхимов.

– Коля, – улыбнулся Иван, – я тебя прекрасно понимаю, но нужно трезво смотреть на вещи, думать холодной головой, а не горячим сердцем или еще чем. Немцев вдвое больше, а главное, они воюют согласованно. Авиация, танки, пехота бьются вместе, четко взаимодействуя друг с другом. А мы, как те лебедь, рак да щука. Вспомните, как мы отбивали Скидель или Пинск – каждый сам по себе. Раций ни у кого! А у немцев связь на каждом танке, на каждом самолете. Как же иначе? Как командиру направить эскадрилью или танковый взвод? Прыгать по полю и руками махать? Или крыльями качать? А будет у тебя время за командирской машиной следить, когда бой и десятки самолетов вертятся вокруг, устроив собачью свалку? То-то и оно.