Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Мола разглагольствовал о республиканской диктатуре, которая сохранила бы отделение Церкви от государства, он даже приказал спустить в Памплоне флаг монархии. Это так ужаснуло карлистов, что накануне восстания существовали сомнения, отправят ли они на поддержку мятежников своих «рекетес», необходимых для того, чтобы регулярные войска поддержали националистов. Стремительное выдвижение на руководящую позицию Кейпо де Льяно после взятия Севильи должно было встревожить их не меньше – он завершал свои выступления по радио лозунгом «Viva la Republica!» и гимном либералов «Himno de Riego». Хуже того – он был масоном! Мысль о том, чтобы драться под республиканским триколором, была немыслимой для всех традиционалистов: ему присягнули только военные заговорщики.

Главная надежда карлистов на учет их интересов погибла 20 июля вместе с генералом Санхурхо. Прилетевший за ним в Португалию с целью переброски в Бургос пилот-анархист майор Ансальдо доложил, что «поступает в распоряжение главы Испанского государства», сильно взволновав окружение генерала. Легкий самолет потерпел аварию при взлете, Санхурхо погиб в огне. Впоследствии это событие объясняли саботажем Франко или тщеславием самого Санхурхо, взявшего с собой слишком много чемоданов с мундирами[237]. Второе объяснение выглядит более вероятным, хотя Ансальдо настаивает на саботаже.

Пока сохранялась неопределенность насчет формы нового государства, католическая церковь оставалась для альянса националистов общим символом традиции и причиной идеологического смятения в их рядах. Ее авторитаризм, централистская природа и отношение к собственности были приемлемы для всех фракций, кроме левого крыла Фаланги. Церковная иерархия поддерживала устремления правых, видные церковники отдавали на глазах у всех фашистский салют. Кардинал Гома заявлял, что «евреи и масоны отравляют национальную душу абсурдными доктринами»[238].

Самым потрясающим примером церковной поддержки националистического восстания было пастырское послание «Два Города», опубликованное епископом Саламанки Пла-и-Даниэлем 30 сентября: в нем осуждались нападки левых на католическую церковь и превозносилось националистическое движение, этот «небесный град детей Божьих»[239]. Пла-и-Даниэль также требовал отмены всех антиклерикальных ограничений и реформ времен Республики – в этом союзники его не разочаровали.

Несколько бесстрашных священников, рискуя жизнью, критиковали зверства националистов, но большинство из них наслаждалось вновь обретенной властью на территории националистов, где их конгрегации стремительно увеличивались. Любой не посещавший мессы с должным усердием рисковал быть заподозренным в «красных» наклонностях. Предприниматели хорошо зарабатывали на торговле религиозной символикой, которую покупатели выставляли напоказ – чтобы отвести подозрения, а не злых демонов. Это напоминало другую тенденцию – превращение свинины в важнейшую часть рациона испанцев вследствие преследования инквизицией евреев и мусульман.

Разномастные группировки, входившие в движение националистов, хорошо понимали, как опасна их деятельность – под их контролем находилось меньше половины испанской территории и около половины населения. Именно эту неуверенность и желание сильного лидерства сумел использовать в последующие месяцы Франко, бывший большим поклонником и успешным последователем политического цинизма Фердинанда Арагонского (обычно называемого адресатом макиавелиевского «Государя»).

В августе стало почти очевидно, что каудильо (вождем) националистов будет Франко – однако никто не знал, какие убеждения скрыты за его вкрадчиво-самодовольным обликом и в какой степени он сумеет примирить между собой зачастую полярные варианты будущего государственного устройства. Фаланга боялась, что станет при Франко не более чем вспомогательной силой военного командования. Монархисты мечтали о возвращении короля Альфонсо, карлисты жаждали королевской католической диктатуры с популистским душком, хотя сознавали, что их претендент на трон, 80-летний дон Альфонсо Карлос, неприемлем для их союзников (в сентябре он скончался в результате автомобильной аварии, не оставив наследников.)

Конституционная формула Франко – объединение националистов – была великолепна своим содержанием, равно как и теми вопросами, которые она оставляла без ответов. Основным пунктом его программы была монархия без короля: Альфонсо был неприемлем для большинства националистов и не слишком популярен в низах. Тем не менее такое решение устраивало традиционалистов, так как не провоцировало Фалангу и республиканцев вроде Кейпо де Льяно или Молы. Оно также позволяло избежать недовольства, подобного тому, с которым сталкивался Муссолини из-за короля Виктора Эммануила: фигура его величества приводила к серьезным трениям между роялистами и фашистами в итальянских вооруженных силах.

15 августа, в праздник Вознесения, в Севилье прошла пышная церемония, целью которой было восславить старый монархический флаг и принять его как знамя «новой Реконкисты». Церемония была также частью плана Франко утвердить свое превосходство над потенциальными соперниками за место лидера националистов.

Кейпо сказал, что проигнорирует церемонию: «Если Франко хочет меня видеть, он знает, где меня искать»[240]. Франко явился с большой свитой, включая основателя Иностранного легиона генерала Мильяна Астрая. Его встречали все местные вельможи во главе с архиепископом Севильи кардиналом Илюндайном, однако Кейпо среди них не было. Процессия проследовала в здание муниципалитета на площади Сан-Фернандо, где Кейпо, в последний момент решивший тоже поприсутствовать, выступил с длинной бессвязной речью, озадачившей окружение Франко. Был спущен республиканский триколор, затем на флагшток под звуки королевского марша взвился красно-желто-красный флаг монархии.

Речь Франко была гораздо короче. В ней он поприветствовал «наш, подлинный флаг, тот, которому все мы присягали на верность, тот, за который погибали наши предки, сотни раз покрытый славой»[241]. Затем он поцеловал флаг, то же самое сделал кардинал.

Кейпо успел превратить Севилью в собственную вотчину, и Франко разозлила его надменность: повсюду красовались его портреты, в городе некуда было деться от его физиономии, она была изображена даже на вазах, пепельницах и зеркалах. Семьи, чьи «красные» члены были убиты, первыми принуждали вывешивать в своих окнах фотографию Кейпо.