Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский

У этого есть и свои плюсы. На все время пребывания в Косове я забыл об аллергии. Здесь мало деревьев, а трава какая-то плохонькая. Типичный пейзаж: груда мусора, несколько километров металлолома и снова груда мусора.

Именно в таком месте, между мойкой, свалкой и заправкой, я пытаюсь поймать попутную машину. В первый раз поднимаю руку, пожалуй, слишком робко. Поток мчащихся машин даже не сбавляет скорости. Я машу смелее. И опять ноль эффекта. Некоторые водители при виде меня нажимают на газ. Судя по всему, это привычка со времен войны: если происходит что-то странное – беги!

Другие смотрят на меня как на невиданное животное. Дедушки в албанских шапках, напоминающих половинку яйца, доброжелательно улыбаются. Кто-то фотографирует меня на телефон. Но никто не останавливается.

Что ж, путешествия автостопом не пользуются здесь популярностью. Каждый мужчина мечтает о собственном автомобиле. “У меня может не быть денег на еду, но на бензин я всегда найду”, – говорит мне через несколько дней один водитель.

Мимо меня проезжает колонна военных машин и два автомобиля-амфибии. Подходит парень с заправки и на ломаном немецком – кажется, все в Косове знают этот язык – объясняет, что автовокзал отсюда всего в пятистах метрах. “Почему ты не арендуешь машину?” – допытывается он. “Потому что я хочу познакомиться с людьми”, – отвечаю я. “Но зачем?” – Он с недоверием качает головой и возвращается к работе.

Минутой позже рядом со мной останавливается черный мерседес с тонированными окнами. В точности такой, на каком должна ездить мафия. Душа у меня ушла в пятки.

Казни

– Мир и Европа ничего не знают о Косове, – говорил мне знакомый косовар. – Вы только знаете, где это и в каком году была война. А так вам можно впарить все что угодно. Вы думаете, здесь каждый день взрываются бомбы, а женщины одеваются как в Афганистане. Хотя вообще-то это нормальная страна, как в Европе, только победнее.

Потом мы немного поговорили о косовских водителях. Вопреки всяким россказням они ездят довольно спокойно и безопасно.

– Полиция наказывала дорожных пиратов публичной поркой. Cамых опасных расстреляли, – произнес он с каменным лицом.

От потрясения я не мог вымолвить ни слова. С минуту мы сидели молча, пока мой приятель не выдержал и не расхохотался:

– Видишь, я же говорил, что вы верите всему!

Приштина – Пейя: нет инспекции, зато есть бизнес

Водителя черного мерседеса зовут Мегрим. Мафия? Он широко улыбается и показывает пальцем на мойку для машин:

– Вот настоящая мафия.

Я не понимаю. Я уже знаю, что первый встреченный мною водитель не собирается продавать мои почки на черном рынке. Я уже даже удобно расположился на кожаном сиденье. Но я по-прежнему не вижу ничего общего у парней с резиновым шлангом в руке с мафией, которая зашибает миллионы на контрабанде.

Мегрим, молодой бизнесмен в сером спортивном костюме, смеется надо мной:

– Видишь эту мойку справа? Я знаю ее хозяина. Он ездит на “майбахе”. У меня мебельная фабрика. На меня работают двести человек. У него автомойка. На него работает только его свояк.

– Не понимаю…

– Это прачечная для грязных денег! Мужик занимается левым бизнесом, кладет деньги в банк. Приходит инспекция и спрашивает: “Откуда у вас миллион долларов?” А он им: “У меня мойка, я тяжело трудился, отмыл полмиллиона машин”. Все знают, что это вранье. Но в Косове службы контроля работают кое-как. Никто ничего ему не сделает.

– А твоя фабрика? Откуда такая идея?

– В жизни не думал, что у меня будет фабрика. Даже не знал, увижу ли я еще когда-нибудь Косово. Когда в 1999 году я уезжал с родителями в Германию, здесь творился кошмар. Отец работал в Приштине переводчиком на одну из иностранных газет. Он устроил нам вид на жительство в Бонне. Там я окончил школу и начал работать на одного немца. Страшно богатый и предприимчивый мужик. Мы подружились. Как-то раз я собрался навестить семью. Он спросил меня: “Мегрим, может, ты разведаешь, как там с бизнесом? Можно там что-нибудь заработать?”

Я поехал, поспрашивал. Думал, мы откроем магазин или бар. Оказалось, что в Пейе пустует большая мебельная фабрика. Ее можно было купить за бесценок, нужно было только нанять людей. Спрашиваю немца: “Берем?” А он мне: “Я никогда не делал мебель!” А я ему на это: “Я тоже. Но эти люди делали”. Сегодня мы продаем мебель в Грецию, Македонию и Сербию. И конечно, в Германию.

– Окупается?

– Еще как! Люди из Косова работают за двести евро в месяц. Сегодня это страна невероятных возможностей. Знаешь, сколько бабла сюда влили за девять лет? Только ООН почти тридцать миллиардов евро. Добавь сюда Евросоюз и благотворительные организации. Я как-то подсчитал. В каждый квадратный километр они вбухали два миллиона евро. А инвесторы все равно боялись сюда приходить. Скоро это закончится. После провозглашения независимости мне многие звонят. Хотят инвестировать. Видят, что здесь есть рынок. Под Дьяковом простаивает больше десяти фабрик. Они еще пустые, но я знаю, что половину уже скупили турки.

Мы останавливаемся в центре Пейи. Здесь стоит здание, напоминающее НЛО. В расположенном на берегу реки центре города одна молодежь. Ничего удивительного – большинству косоваров нет и тридцати.

Отель Begolli: нет апартеида, зато есть джакузи

Заграничные косовары, у которых дела пошли в гору, стараются как можно больше инвестировать в страну. Хороший тому пример – семейный отель Begolli, в котором я останавливался в Приштине. Практичность, привезенная из Германии, сочетается здесь с албанской склонностью к показушной роскоши. В албанском доме должно быть как можно больше этажей. В албанском отеле в каждом номере должны быть джакузи и дешевая мебель a la Людовик XVI. И не так уж важно, что джакузи не работает, а у стульев отваливаются ножки.

Легенда Приштины – расположенный в центре города Grand Hotel, который называют худшим пятизвездочным отелем в мире. Пятнадцать официантов ждут посетителей в пустом зале. Но когда кто-то появляется, ни один из них не спешит к нему подойти.

– Что поделать, это все еще государственная гостиница, – вздыхает Ардита, с которой я договорился здесь о встрече. – Все равно лучше, чем было. Раньше здесь был настоящий апартеид: работали только сербы.

– Зато сегодня там нет ни одного серба, – осторожно замечаю я. Ардита лишь пожимает плечами.

Призрен – Штрпце: нет электричества, зато есть снег

– Я сербка. Но у меня есть дела поважнее, чем независимость Косова. Какие? У меня крыша течет. Нет денег на ремонт. И еще электричество…

– Электричество?

Татьяна – владелица обувного магазина в сербском анклаве Штрпце. Она подобрала меня на дороге в сторону Призрена. С гордостью говорит, что ни одна албанка не отважилась бы разговаривать с незнакомым мужчиной. Пожалуй, она слегка преувеличивает.