Девушка лет двадцати - Кингсли Эмис

– А мало ли, – ответил тот с выговором простолюдина. – Может, он мне лучше понравился.

– Но он же цветной!

– Так вы раньше подошли. Я считал, что это твое право, мужик!

– Немедленно развернитесь и подъезжайте к нему!

– Еще чего, тут разворачиваться не положено. Ладно, садишься или нет?

– Да полезай ты, идиот паршивый! – сказала Сильвия. – Не знаю, как тебе, а мне некогда!

– Я не желаю…

Словно мы все утро репетировали, Сильвия лягнула Роя под зад, я подхватил его прямо под мышки, она рванула дверцу, я плюхнул его на сиденье, Сильвия нырнула следом, и такси отъехало.

– Пока! – выкрикнула она из окошка, махнув рукой. – Большое спасибо! Привет!

Как я узнал на следующее утро, позвонив и напоровшись на Гилберта, машина Роя быстро оправилась после жестокого недуга; Гилберт же сообщил мне с легким и в то же время нескрываемым удовольствием, что ее владелец укатил на ней в Лондон и, следовательно, придется мне от метро добираться пешим ходом. На вопрос, как там обстоит дело с такси, Гилберт все в том же ключе сказал, что прямо у самого выхода из метро имеется местный пункт вызова такси, однако, как подсказывает его опыт, там всегда заперто. Опыт Гилберта сработал безупречно. Я отправился пешком через весь городок с боязнью, что вот-вот разразится ливень, однако небеса, хотя и продолжали сохранять свинцовую окраску, решили до поры попридержать свою влагу. Люди на улицах, в том числе и молодежь, выглядели вполне нормально. Расценив это как непостижимо благоприятный знак, далее путем самоанализа я выявил, что подсознательно рисовал в своем воображении страшную картину перевоплощения городка со времени моего последнего посещения в некий Ройтаун, с толпами молодежи на тротуарах и проезжей части, курящей наркотики, тренькающей на гитаре, клеймящей устаревшую мораль и окликающей друг друга: «Эй ты, христианин почтенный!» Но даже если такое и было, это не бросалось в глаза.

Я свернул у автопарка с витриной, уставленной «бентли» и «роллс-ройсами», направился мимо мрачноватой лужайки, испятнанной лужами, и пересек какую-то площадь, где в зданиях богаделен вокруг церкви размещались заведения, названия которых были изображены на отражателях, доступных освещению автомобильными фарами, и с металлическими фигурами на верхушках столбов при воротах. Это, пожалуй, было гораздо больше в стиле моего Ройтауна. Подходя к резиденции Вандервейнов, я, похоже, заметил Гилберта в окне второго этажа, однако, приглядевшись, я никого там не увидел. Ступив на двор, я, как и прежде, услышал доносившиеся из кухни рычание и лай Пышки-Кубышки; она возникла передо мной в прихожей, узнала и принялась вилять хвостом, часто фыркая, как и подобает собаке почтенного происхождения. Откуда-то появилась Китти с объятиями. После того как мы прошли в гостиную, она со свойственным ей темпераментом произнесла:

– Дуглас, дорогой, как это мило, что пришли!

– Ну, проветриться никогда не помешает! Как поживаете?

Китти изобразила мужественно-конвульсивную улыбку, вызвавшую у меня чувство раздражения и одновременно жалости.

– Ах! Знаете ли… – ответила она с наигранным надрывом беспечности. – Живем потихоньку. Надо ведь как-то жить! Может, хотите пива или чего-нибудь еще?

– Нет, благодарю! Пейте без меня.

– Я уже выпила.

В этом можно было не сомневаться: приняла солидный бокал жуткого пойла, любимого виски, разбавленного водой, и, судя по всему, не один. Ее одежда, как и вся окружающая обстановка, носила налет беспорядка, однако весьма продуманного художественно: халат или платьице-халат на Китти было старенькое, слегка поношенное, но чистое; косметика довольно небрежная, но все же в тот день она ею воспользовалась; вокруг фаянсовая посуда, наполненные доверху пепельницы, вазы с увядшими цветами и вынутые из конвертов пластинки, но вместе с тем внушительного вида часы в застекленном футляре показывали точное время, а на ковре я не заметил крупных или свежих пятен. На данный момент Китти вместе с домом переживала легкий период запустения, не более того.

Она поймала мой взгляд.

– Уборщицы перестали ходить, а я все никак не могу подобрать новых. По-моему, я здесь уже всех перепробовала. Гилберт – чудо, но не может же он делать все!

– Так они с Пенни пока еще здесь? – рискнул я спросить.

– Ну да И в данный момент. Они постоянно здесь. По-моему, это для вас не новость.

– А как Эшли?

– Он в школе.

– Да что вы? И как его успехи?

– Успехи? – Китти была явно озадачена.

– Простите, я только…

– Теперь он большую часть времени проводит там. Стал гораздо послушней, чем был. Мы придумали новую систему. Если он идет в школу, то по возвращении домой его ждет подарок.

– Какой подарок?

– Ну, разумеется, что-нибудь приятное. То, с чем ему нравится играть.

– Вы имеете в виду, скажем, миномет, или огнемет, или…

– В своем доме, Дуглас, мы не признаем никаких милитаристских игрушек!

– Простите, нечаянно вырвалось. А чья это идея насчет подарка?

– Эшли.

Из всех пришедших на ум междометий я выбрал то, которое выражало принятие мной полученной информации. Параллельно с маленьким спектаклем насчет возмущения милитаристскими игрушками Китти вошла в привычный для нее навеянный кино образ офицерской вдовы, демонстрируя при этом такое самообладание, о котором буквально никто и никогда даже мечтать не мог, и так далее. Я решил про себя, что когда-нибудь все-таки надо начать, и спросил:

– Так что у вас новенького?

Она вновь перешла на беспечный тон:

– Как, вы не слыхали? По-моему, уже знают все! Мой муж меня бросает. Он решил сбежать из дома с молоденькой.

– Возможно, у него это еще на стадии Байрейта? Ну, как бы еще не развилось до конца…

– Нет, все гораздо серьезней! Он приучил себя не жить в роскоши.

– Рой вернется! Он ее долго не вынесет. Такое человеку не под силу.

– Вернется, чтобы сорваться опять! Отыщет какую-нибудь с такими же… соблазнами. Нет, он не вернется! Это не в его правилах. Не думайте, что я так говорю от отчаянья! Я – свидетель подобного много лет назад. Господи, он – человек, и ничто человеческое ему не чуждо! А разве это не человеческая потребность – избрать себе новый путь в будущее, вместо того чтобы вновь возвращаться долгим путем назад, в то прошлое, что ты когда-то оставил? Вы не возражаете, если мы выйдем на воздух? Мне начинает казаться, что атмосфера этого дома действует на меня угнетающе.

Я и сам, в меньшей степени, чем она, но уже начал испытывать сходное чувство, потому поспешил поднять вверх раму центрального высокого окна, и мы с Китти по очереди, пригнувшись, выбрались наружу. На небе слегка развиднелось. Мы направились вперед к лужайке, и тут явилась Пышка-Кубышка, вылетев из-за угла разваленной теплицы со старым сандаликом в зубах. Бросив его неподалеку, она принялась с бешеной силой на нас кидаться, сопровождая прыжки тоненькими повизгиваниями и порыкиваниями; затем, на сей раз уже с лаем, она что есть духу припустила к зарослям рододендронов, привлеченная каким-то существом или движением листвы. В глаза бросились лысые пятна в этом месте лужайки.