Триумфатор - Ольга Игоревна Елисеева

– Против него стоило бы возбудить дело, – задумчиво протянул Цыцера.

– Кто нам мешает? – рассмеялся Плавт. – Потом. Когда все уладится.

Авл напился так, как в своей жизни не напивался. У него не было предрасположения к хмельному, но в последнее время он с подозрительной регулярностью опустошал амфору за амфорой. Чем сильнее становился лар внутри него, тем хуже он слышал голос собственных желаний. Только в полузабытьи, в пьяном кураже, командующий вдруг вспоминал родные ему ощущения и чувства. Обычно человек расходится, буянит. А проконсул вдруг обретал ясность – словно хватал собственную душу за руку: «Постой, не уходи. Я без тебя пропаду».

Ясность была ему необходима, чтобы отправить тень Луция туда, откуда тот пришел. Полдня Мартелл умывался слезами, вспоминая, как в редкие дни приездов носил сына на руках, как учил садиться на лошадь, как, когда тот уже подрос, кивал вслед красивым гетерам: «Хороша, да жаль в кармане ни гроша», – получая в ответ понимающий смешок. У него был наследник. Мальчик. Чем Авл несказанно гордился. Разве девочки могут что-нибудь понять!

Теперь сына не было. И виноват в этом он сам. Не кто-то. Не те взбунтовавшиеся панонцы. Почему Мартелл тогда не бросился вниз с горы? Не погиб, закрывая первенца в том же бою? Все из-за проклятого лара!

Теперь он хотел, чтобы злодей уснул в нем, не бодрствовал. Не зудел под руку. Проконсул собирался сделать то, что умел каждый глава семьи в Вечном Городе – возвратить тень кровника в родные пенаты. Он отвечает за живых членов фамилии и может отворять двери на ту сторону, общаться с умершими из своей семьи. Папея сделала это беззаконно. Он ее покарает, когда приедет. А сейчас…

Из растопленного пчелиного воска Мартелл, как сумели пьяные пальцы, слепил две фигурки. Одна с мужскими, другая с женскими подробностями. Та, что мужская, изображала Луция. Женская – Юнию. Ведь именно на нее была натравлена тень. «Откуда вообще Папея узнала про дочь Варреса?» – эту мысль проконсул оставил на потом.

Сейчас важно было разорвать связь. Авл взял суровую веревку, навязал на ней пять узлов и числу жизненных центров у человека, проделал пальцем в еще теплом податливом воске сквозную дыру – продольно, от ног до темени. Пропустил веревку и потянул к другой фигурке. Ее проконсул брал очень бережно, не стал сверлить насквозь, завязал узел на ноге. Потом достал нож – специально возил с собой совершенно новый, на такой случай – разогрел его над огнем лампы, плеснул из нее масла на веревку, чтобы легче шло, и начал шептать заклинания.

Тень Луция стояла тут же и отпускала ехидные замечания, сбивая отца с заученных фраз. Не тут-то было, хотя пару раз пьяные мозги и отказывали Мартеллу. Но все-таки он справился. На последних словах рассек веревку и закрепил сделанное священной формулой: «Я вижу тебя, я слышу тебя, я понимаю тебя. Ты мне ничего не должен, и я тебе ничего не должен. Да будет так».

Луций начал растворяться в воздухе, выдыхая неживыми губами: «Должен, должен…» Но это уже не могло напугать несчастного Мартелла – столько он всего повидал за последние месяцы!

И тут начал просыпаться лар. Да еще и Карра выползла из своего угла. Они тянулись друг к другу, переплетались тьмой, и в какой-то момент проконсул понял: он третий лишний. Его словно бы и нет. Есть одна тварь, сливающаяся с другой в жарких объятьях.

– Тебе скучно с нами, – издевалась Карра. – Одиноко. Позови к себе свою лацийку. Нет, правда, позови! Инструменты у тебя в руках.

Мартелл чувствовал, что с каждой минутой нехорошо хмелеет. То он довел себя до неестественной трезвости по ту сторону выпитого. То теперь процесс пошел в обратную сторону, возвращая трезвеющему проконсулу откровенно пьяное сознание. А в пьяном виде ему отказывал разум, он чувствовал только дикое желание и готов был идти по головам: «Моя женщина! Я заслужил!»

Почему не ему? Он всю жизнь мучился, терпел, перебирал встречных – не то. И теперь, когда, наконец, попалась нужная, он сам не тот. Годы! Где справедливость?

Нет справедливости.

Ну, пусть хоть на одну ночь будет! А что дальше – с этим разберемся утром. Сначала же он насладится, упьется ею. В конце концов, если Юния такая праведница, любит мужа, не изменяет ему – ее заклинания не возьмут. Боги не позволят. А если возьмут – значит, не такая уж она и хорошая. Значит, он имеет право наказать ее. Продемонстрировать после всего, какая она грязная тварь, и бросить. Без угрызений совести. Врет: у него всегда бывали угрызения совести – он же человек, матерью рожден, а не волчицей! Сам приноровился себя наказывать за содеянное – пострадать непременно нужно. Где с лошади упадет, где руку сломает, или получит рану. Понимал, что надо. Придется. И был к этому готов.

Но сначала… Пусть придет. Тогда он покажет ей класс. Такого уж точно ее Руф – рыжий увалень – не умеет. А он умеет! Очень даже. Голова закружится!

Мысли путались. Пальцы еле гнулись. Снова две куколки. Вот его собственная – все, что надо, он вылепил едва не в рост. Ее кукла, слава богам, готова. Снова веревка. Нет, теперь петлю надо накинуть на шею и обмотать вокруг головы. Пусть ни о чем, кроме него, не думает. Пусть вообще мыслей не будет. Только он. Только он.

Заклинания стучали в голове, точно по вискам кто-то бил молотом. Ее, ее, хочу! Сил нет! Терпения! Масло на веревке, скользит по ее шее, голове, падает на восковую грудь, прожигает в том, месте, где у живого человека сердце. Течет на чресла – пусть разгорится огонь, пусть ее обуяет желание. Желание к нему. Неутолимый голод.

– Приползет. Она приползет. – Последнее, что слышал проконсул. Над ним склонилась улыбающаяся Карра. Из ее черного рта стекала черная слюна.

Авл забылся прямо на полу. А когда пришел в себя, не поверил собственным глазам. Как он мог такое сделать? Обмануть ее – все равно что отнять виноград у ребенка. Такая хорошая женщина! Зачем?

⁂

Чтобы магия подействовала, нужно время. Умение ждать результата – первая добродетель колдуна. Если у колдунов, конечно, есть добродетели. Хочешь якшаться с лярвами[32], развивай силу воли и терпение. Они все сделают, но надо суметь их понудить. Те, кто просит богов, оставляют себя на волю небожителей: если те захотят, то помогут – не захотят, сделают вид, будто не расслышали.

Мартелл в такие игры не играл. Результат должен быть достигнут. Любой ценой. Значит, надо гнуть свою волю, и ломать волю других – существ ли, которые ходят за человеком в надежде поживиться, или самих людей – без разницы.