В поисках утраченного - Николас Дикнер

Я начинаю трястись всем телом. Близость пылающей печи вовсе не влияет на температуру воды, в которой мы стоим. Я вспоминаю о горячем чайнике тремя этажами выше. Если мы отсюда немедленно не выберемся, то рискуем заработать гипотермию (переохлаждение) или воспаление мозга. Я бормочу краткий реквием по компасу и, перебирая окоченевшими ногами, начинаю выкарабкиваться из ямы.

— Мой компас утерян безвозвратно! — театрально объявляю я.

Джойс словно меня и не слышит. Пока я обследовал заднюю часть печи, она изучала остальную часть подвала, явно чувствуя себя в ледяной воде так же удобно, как в моей гостиной.

— Куда это ведет? — спрашивает она, указывая на дверь, запертую на висячий замок.

— Никуда. Это моя кладовка. И если подумать о всех хранящихся там коробках, там наверняка уже ползают крабы.

Я нахожу на кольце для ключей нужный и с трудом вставляю его в заржавевший замок. Дверь открывается, предъявляя полдюжины рыхлых картонных коробок, обросших лиловыми морскими ежами. Я уныло вздыхаю, разрываю одну из коробок и со смутными опасениями шурую внутри. Мои заледеневшие пальцы узнают грубую текстуру знакомого предмета.

Это старая Трехголовая Книга.

ЗА СТЕНОЙ ШТОРМ БУШУЕТ еще яростнее. Выходить куда бы то ни было не имеет никакого смысла. Я одалживаю Джойс сухую одежду: джинсы, старый джемпер и шерстяные носки, явно слишком большие. Переодеваемся мы в разных местах: она — в ванной комнате, я — в спальне.

Одевшись, я спешу заварить еще чаю. Когда я возвращаюсь в гостиную с чайником, Джойс сидит в гостиной на диване, листая Трехголовую Книгу. Я вздрагиваю: очень странно видеть Джойс в моей одежде. Она похожа на моего женского двойника, на дальнюю кузину, только что явившуюся из ниоткуда.

— Их звали Энн Бонни и Мэри Рид, — с ухмылкой сообщает Джойс. — И вы были правы. Когда англичане захватили экипаж Джека Ракема, только они и защищали корабль.

— А что случилось потом?

— Англичане увезли пиратов на Ямайку и предали там суду. Их повесили, всех, кроме Бонни и Рид, тогда беременных. Англичанам явно не нравится казнить неродившихся людей, поэтому их бросили в тюрьму ждать родов. Мэри Рид вскоре умерла от лихорадки.

— А Энн Бонни?

— Энн Бонни сбежала, и больше о ней никогда не слышали. Словно растворилась в воздухе. Возможно, вернулась на Провиденс рожать своего ребенка.

Я ставлю чайник на журнальный столик. В то же мгновение печь изрыгает очередную порцию горячего воздуха. Я представляю, как в облаке пара появляется мой компас, и вздыхаю. Джойс закрывает книгу и кладет ее рядом с чайником.

— А у вас нет ничего покрепче чая? — спрашивает она. — У вас губы синие. Вам не помешал бы алкоголь.

Сбегав на кухню, я ставлю на столик два стаканчика и бутылку дешевого ямайского рома.

— Марка висельника, — шутит Джойс.

Я наполняю стаканчики до краев, мы салютуем друг другу и залпом выливаем содержимое. Алкоголь мчится по моим венам, распространяя тепло.

— Компас был очень ценным? — спрашивает Джойс, отставляя стакан.

— Не очень. Пятидолларовый пластмассовый компас, но это все, что у меня было от отца. Он подарил мне этот компас на день рождения. Я никогда не знал отца, так что компас имел для меня символическую ценность.

— Вы никогда не знали своего отца?

— Мои родители встретились на Западном побережье. Забеременев, мать вернулась домой, на окраину Монреаля. Несколько лет они переписывались, но я никогда его не видел.

— Даже фотографию? — удивилась Джойс.

— Единственная оставшаяся от него фотография висит на стене за вашей спиной, рядом с картой Пуэрто-Рико.

Джойс встает, чтобы получше рассмотреть фотографию. Моя мать, одна на каменистом пляже, морской бриз развевает ее волосы. Она явно продрогла до костей, несмотря на объемистую военную куртку с капюшоном. Пляж замусорен сотнями обесцвеченных китовых костей. Чуть дальше можно различить покрытую листовым металлом хижину, а рядом с нею коротковолновую радиоантенну.

— А где же ваш отец? — спрашивает Джойс, хмурясь.

— Видите большое расплывчатое пятно справа? Это его палец, прижавшийся к объективу. Отец держит фотоаппарат.

Джойс быстро разливает ром по стаканчикам. Салют, опустошение стаканов. Я чувствую накатывающиеся волны.

— Он остался на Западном побережье?

— Да. Добрался аж до Аляски, до маленькой деревушки под названием Никольское. Много лет я думал, что там делают все компасы в мире. Я воображал огромную компасную фабрику, построенную рядом с Северным полюсом. У меня были странные идеи.

— Вовсе нет, — возражает Джойс. — Магнитный полюс перемещается. Он мог пройти и через Никольское, не так ли?

— Соблазнительная теория, однако Никольское гораздо южнее.

Я иду за картонным тубусом, в котором храню свои карты. Отодвинув журнальный столик, я разворачиваю карты на полу и прижимаю углы бутылкой рома, чайником и двумя стопками путеводителей. Джойс опускается на колени рядом со мной. Я чувствую головокружение, которое пытаюсь приписать не близости ее колена к моей руке, а рому.

Первой оказывается карта Северного Ледовитого океана.

— Итак, магнитный север находится на острове Эллеф-Рингнес, вот здесь. Он постепенно приближается к географическому Северному полюсу. В начале века он был расположен в уголке полуострова Бутия, почти на две тысячи километров южнее.

— А Никольское?

— На другой карте.

Я вытаскиваю карту Аляски и раскладываю ее поверх предыдущей, чуть не опрокинув чайник и бутылку рома. Джойс хватает бутылку, и наши возлияния повторяются. Салют, выпивка. Гостиная дает резкий крен.

— Видите? Никольское находится на острове Умнак, в самом центре Алеутских островов — архипелага, похожего на позвоночник.

— Позвоночник? — переспрашивает Джойс, принюхиваясь к донышку своего стакана. — Мне всегда казалось, что Алеуты похожи на Вест-Индию.

Неужели? Я открываю путеводитель по Доминиканской Республике и накладываю карту Вест-Индии на Алеуты. Второй архипелаг в точности похож на первый, но проказливо повернут на 180 градусов.

— Итак, ваш отец жил в Никольском… — Джойс изучает карту. — И что там интересного?

— Тридцать шесть человек, пять тысяч овец и крохотный заводик по упаковке крабового мяса.

— И что он там делал?

— Понятия не имею. Его письма были весьма туманными. Я знаю только, что он работал на базе дальнего радиолокационного предупреждения. Моя мама собрала целое досье: вырезки из газет, фотографии, старые экземпляры журнала «Лайф»… Не припомню, куда я их подевал.