Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева

class="p1">— Вот этим его зарезали, — сказал кто-то, поднимая кинжал, валявшийся рядом с трупом Жамала. — Вот, смотрите все! Он убит этим кинжалом.

— Нет! Нет! — вырвалось у моей матери.

— Это ты его убила, мерзавка. — Шумайсат кинулась на мою мать с кулаками.

Люди удерживали обезумевшую от горя женщину.

— Ты повинна во всех несчастьях, падаль! — вопила она.

Маму повели в сельсовет. Я бежала рядом.

— Отпустите мою маму! — просила я. — Она ни в чем не виновата. Куда вы ее ведете? Она его не убивала!

— Иди домой, к сестрам! — сказала мне мама. — Я скоро вернусь.

Подбежавшая Пари положила мне на плечо руку.

— Иди домой, Патимат… Аллах, зачем она его убила?

— Парихан здесь ни при чем! — крикнула из толпы Хуризадай. — Я вспорола этому подлецу живот.

Что было дальше, я помню смутно. Меня силой отвел домой Омардада.

— Нечего тебе здесь делать!

— Моя мама не убивала! Зачем ее увели? — повторяла я.

— Успокойся, — сказал Омардада. — Парихан выполнила свой долг.

Целую неделю Омардада не пускал нас в школу. Каждый вечер он приходил к нам, ночевал на веранде. Старик за эти дни помолодел, подтянулся.

— Старший сын мой убит, — говорил он Халун. — Зато Парихан теперь я называю мужчиной.

Халун недоумевала.

— Давно известно, что с человеком надо пуд соли съесть, только тогда его узнаешь. Казалось, Парихан хоть в рот палец положи — не укусит. Невозможно поверить, чтобы она могла убить.

— Если воробью совать часто палец в рот, и он разозлится. Не понимал Жамал, что можно, чего нельзя.

— Наверное, нет человека слабее меня, Омардада! В день его похорон я не знала, куда деваться. Мое сердце обливается кровью, Омар…

— Низкого человека всегда ждет бесславный конец. Ты думала, ему устроят торжественные похороны? Поверить трудно — мужчина убит женской рукой. Позор для горца — такая смерть!..

И правда, без всякого шума был предан земле Жамал — это как-то даже не вязалось с обычаями аула. К утру следующего дня уже умолк плач в его доме. В те годы женщины копали могилы умершим, но ни одна женщина даже не пришла на кладбище. Три старика да Алибег рыли землю.

— Не в отца пошел сын, — сказала Халун, вздыхая.

Я молчала, в моем сердце сострадание сменялось злостью, злость уступала место жалости.

— Халун! — крикнул Омардада, прикусывая конец уса. — Принеси-ка мне ножи, топоры и точило!

— Когда он не в поле, это истинное мучение для меня, — ворчала Халун.

— Что ты там бормочешь? — осведомился Омар, приложив ладонь к уху.

— Говорю, пошли аллах тебе здоровья!

— Ну то-то!

Вскоре Халун вернулась с огромным свертком. Омардада положил его на колени, снял промасленную тряпку…

«Харт, харт, харт!» — вскоре разнеслось по дому. И как-то все сразу стало легче, проще, спокойнее…

Я возвращалась домой. У ворот Омардады стояла толпа. Мажид пустил на полную мощность висевший на веранде репродуктор — громкие звуки собирали все больше народу.

Омардада шел к дому, придерживая под мышкой перевязанный веревкой сноп травы. Поравнявшись с толпой, старик бросил его на землю, расправил плечи, широко расставил ноги и прислушался. Когда голос в репродукторе умолк, Омардада спросил:

— Что они говорят?

— Скоро змею раздавят в ее норе, в самом Берлине, — ответил Мажид.

— Они же грозились взять нас голыми руками, — заметил кто-то. — А теперь, наверное, держат голову, как Надиршах, когда убегал с наших гор.

— Как бы враг ни держал голову, он разбит, — заговорил Омардада. — Козу до Мекки донесли бы ноги, да волки ей встретились по дороге. Когда слишком быстро бежишь за водой, есть опасность разбить кувшин! Пусть падут врагам на головы все беды, что они сами принесли народам…

— Надо сжечь у них все дотла! — воинственно крикнул какой-то старик. — Не оставить камня на камне!

Меня и Нажабат несколько раз вызывали в школу, но Омардада был непреклонен. «Не пущу их, пока вода не потечет по верному руслу», — говорил он.

Каждый день, засунув нож за голенище, он отправлялся в крепость — относил маме поесть. Я с завистью думала о том, что он увидит маму, и всегда провожала печальным взглядом старика, пока он не скрывался из виду. Сегодня, как только он вышел за ворота, я услышала еще чьи-то шаги. К Омардаде быстро подошла Сапинат — наш новый председатель.

— Никак времени не выберу, Омардада! Вчера еще хотела зайти к вам с Халун, да поздно вернулась с поля. Я все думаю о бедной Парихан и ее сиротах!

— Не знаю даже, дочка, чего и ждать! Пока все идет по-прежнему. А как у тебя дела? Халун сказала, что позавчера ты заходила.

— Я хотела посоветоваться с тобой, Омардада. Надо получше наладить помощь семьям фронтовиков. Я ведь на работе новый человек. Вы все должны мне помогать, иначе у меня ничего не выйдет.

— Правильно, доченька! Пока председатели советуются с народом, они на земле, стоит им от людей оторваться, это уже небесные светила. Самое хорошее дело — труд человека, всегда связанного с землей. Никто не назначает, никто и не снимает с этой священной должности. Пока земля жива и набухает в ней зерно, жив и пахарь! — Омардада улыбнулся.

— Правильно, Омардада! Передай Парихан привет. Скажи, что я обязательно приду к ней.

— Если тесен у тебя сапог, что тебе до того, что мир широк! — Омардада вздохнул и пошел по улице. Не любил он говорить с людьми о моей матери…

— Омардада! — крикнула ему вслед Сапинат. — Я хочу созвать сегодня правление. Хоть и неудобно мне в это трудное для вас время беспокоить, приходи!

— Созывай, доченька, созывай! Хоть рыба и спит на дне реки, но вода-то бодрствует!

Мне казалось в те дни, что на меня обрушился весь мир. Разговаривала я с трудом. Передо мною все время всплывало мамино измученное лицо. Стоило мне заснуть, я видела, что маму уносит река или она падает в пропасть с отвесной скалы. Нажабат так же, как и я, мало разговаривала, только плакала украдкой. Асият ходила с распухшим от слез лицом.

— Мама, моя хорошая мама! Когда же ты вернешься?

К нам заходил Мажид, молча обнимал Асият.

Мне и Нажабат он приносил книги, заставлял читать, спрашивал прочитанное. Иногда он рассказывал нам про войну, про своих друзей-героев.

Халун и Омардада звали нас к себе ночевать, но мы не соглашались.

Нажабат говорила:

— Когда мы дома, мне все кажется, что мама вот-вот постучит в дверь.

Наш дом был согрет теплом мамы — никуда не хотелось идти, я тоже каждую минуту ждала ее, но молчала.

Халун, Омардада и Мажид оставались у нас на ночь. Мне они порой даже мешали — одной можно было