Дочь лжеца - Меган Кули Петерсон

– Дело за тобой, – негромко поторапливает отец Каса. – Сними груз со своей души. Доверься нам. Ведь мы твоя семья.

Подвергшийся проверке приятель сутулится, его позвоночник изгибается дугой и с моего места кажется сломанным.

– Мы хотим тебе помочь, – продолжает отец. – Мы все замечаем, что ты страдаешь, так что просто поведай нам правду. Избавь тело от ядовитого обмана. Я чувствую его запах.

Кас всхлипывает, а потом над поляной раздается его голос, змеей скользящий над землей, тихий, едва слышный:

– Я до сих пор скучаю по родителям.

Воцаряется тишина. Рядом со мной напряженно выпрямляется Томас. Отец же продолжает мерить шагами лужайку, опустив голову на грудь. Я же не знаю, что и думать: проявил Кас храбрость или невероятно сглупил, признав подобное. Вероятно, и то, и то.

– Что еще? – подталкивает его лидер Коммуны.

– Я все время размышляю, почему они не захотели забрать меня, – приятель вытирает глаза.

– Значит, нас ты не любишь?

– Конечно же люблю, – помолчав, шепотом отвечает он.

– Разве можно иметь все и сразу? – интересуется отец. – Твои родители подрывали устои Коммуны. Ты тоже этого желаешь?

– Нет, никогда, – немедленно возражает Кас.

Матушка отводит мою руку ото рта. Я даже не заметила, как принялась грызть ногти.

– Что еще ты скрываешь?

– Ничего.

– И почему я тебе не верю, – отец пристально всматривается в испытуемого прищуренными глазами, а потом обводит взглядом всех нас. – Кто-нибудь еще хочет высказаться?

Томас сжимает кулаки.

Все молчат.

Чем дольше мы сидим в тишине, тем сложнее мне становится дышать. От тел соседей по скамье исходит невыносимый жар. В ноздри забивается ужасная вонь от подгузника Милли, кислый и едкий запах. Я пытаюсь втягивать воздух ртом, но горло тут же пересыхает, заставляя меня закашляться.

– Пайпер, тебе есть что добавить?

Отец проходит в центр круга и встает прямо передо мной. Я же вижу только его недовольно поджатые губы.

Посвящение так близко. Слишком близко.

Я киваю.

– Продолжай, – говорит отец.

– Это нечестно по отношению ко всем нам, – мой голос кажется хриплым, так что приходится откашляться. Облизывая губы, я чувствую на себе взгляд Каспиана, но не осмеливаюсь поднять глаза.

– Что-то еще? – отец перемещается мне за спину.

– Твои родители представляли угрозу для нас. Они явились из Внешнего мира. И были наркозависимыми людьми.

Я ощущаю на плечах тепло ладоней, жест одобрения, и по телу разливается облегчение.

Иногда правильные вещи делать тяжелее всего. Именно такие поступки отличают нас от обитателей Внешнего мира.

– Мне кажется, их любовь волнует тебя сильнее, чем наша безопасность, – продолжаю я. – И если бы тебе пришлось выбирать, то ты предпочел бы их.

Отец отстраняется, разрывая нашу связь. Матушка сжимает мою ладонь, показывая, что гордится мной. Однако сама я не испытываю гордости. Я чувствую что-то другое, гораздо более неприятное. Мне тут же хочется забрать слова обратно. Но некоторые вещи нельзя исправить.

– Они все видят тебя насквозь, – обращается отец к Каспиану. – Пожалуйста, избавь их от страданий. Поведай о том, что натворил. Признайся в грехах, сидя в центре круга. И мы сможем вернуться к привычной жизни.

Приятель старается не заплакать, со всхлипом хватая ртом воздух. Томас сжимает кулаки так сильно, что белеют костяшки.

– Твои братья и сестры заслуживают услышать правду, – настаивает отец. – Мы все заслуживаем.

Карла присоединяется и тоже начинает умолять Каса сознаться во всем. Мама кричит так громко, что у меня звенит в ушах. Тетушки топают ногами, поднимая клубы пыли.

Сливаются лица, крики, изломанное тело Каса и отец, скользящий вокруг нас, как стрелки часов.

Желудок словно завязывается узлом, и я изо всех зажмуриваюсь.

Внезапно сквозь всеобщий хаос пробивается голос Каспиана:

– Меня посещали мысли о том, чтобы сбежать отсюда и разыскать родителей.

– Что еще? – спрашивает отец.

Я открываю глаза и вижу, как загнанный взгляд приятеля мечется, обводя всех собравшихся, точно пытаясь что-то обнаружить, пока не останавливается на моем лице. Смотрю на него в ответ.

– Я сомневался в вас, Кертис. И даже назвал лжецом. – Произнося эти слова, Кас горбится и кажется невозможно маленьким. Он так отличается от того парня, который целовал меня под звездами.

И все же он ничего не рассказывает о нас. Обо мне.

Я не заслуживаю его доброты.

Отец гибким движением вскидывает руку и проводит тыльной стороной по лицу раскаивающегося грешника, и тот благодарно прижимается к ладони. Беверли Джин начинает всхлипывать. Карла закрывает глаза. Генри издает облегченный вздох.

Томас поднимается на ноги, на его сжатых от гнева челюстях ходят желваки. Однако как только он встречается со мной взглядом, злость тут же испаряется, уступая место такой грусти, что я невольно отворачиваюсь, лишь бы не видеть ее.

Отец же встает перед Касом на колени и говорит:

– Благодарю тебя, сын. – Затем обхватывает его лицо ладонями и ласково проводит пальцами по щеке. – Ты проявил немалую храбрость, признав нечто столь постыдное. Я горжусь тобой. Все мы гордимся.

Как только отец покидает поляну, Томас занимает его место, и Кас падает в объятия брата.

Они оба выглядят такими же напуганными и юными, как в тот день, когда приехали сюда с одним чемоданом.

Меня переполняет желание хоть как-то ободрить их, но не получается выдавить ни звука.

Матушка протягивает мне руку. Я принимаю ее, и мы вдвоем уходим в дом.

Я не оглядываюсь.

Теперь когда я засыпаю, то вижу сны о маленькой комнатке. С грязными белыми стенами, застоявшимся воздухом и запахом мокрой собачьей шерсти.

Иногда матушка находится там со мной. Но чаще всего я одна.

В первые секунды после пробуждения пространство спальни кажется огромным.

А стены занимают совсем иное положение.

Окна выглядят как экзотические растения.

Между листьями-жалюзи пробивается солнечный свет, так что я натягиваю одеяло на голову. Еще только шесть тридцать утра. Джинни явится лишь через полчаса.

Каждое утро она приносит стакан воды и таблетку, чтобы накачать меня отравой и сделать послушной еще до того, как мои ноги коснутся пола.