Внуки - Вилли Бредель

Мальчуган, как передала Вальтеру жена Крегера, уже разболтал детям во дворе, что у них живет дядя, который всегда с ним играет.

Пять дней прожил Вальтер у Крегеров, часами лежал он, скрючившись на своем коротеньком диванчике. Наконец явился молодой паренек, едва ли двадцати лет, в синей матросской шапочке и ярко-желтом шарфе. Вальтер распрощался с хозяйкой и поблагодарил ее. Он хорошо понимает, сказал он, на что она отважилась и сколько страху натерпелась из-за него. И у скромной измученной женщины, жены рабочего, увлажнились глаза, она, со своей стороны, извинилась: да, она бывала несдержанна и порой давала ему это почувствовать.

Опять все сложилось иначе, чем ожидал Вальтер. Молодой товарищ — его звали Эди — сказал, что ему поручено отвести Вальтера к одному крестьянину в Тиммерсло, деревню, находившуюся в двадцати километрах от города. Больше Эди ничего не знал. Что оставалось Вальтеру, как не следовать за ним? Они вышли за черту города и зашагали по полям.

От своего юного провожатого Вальтер узнал, что пять дней назад гестаповцы арестовали сразу семнадцать человек. В том числе и Курта Хильшера, у которого, сказал Эди, был где-то в центре города магазин электроламп. Из его слов Вальтер понял, что взяли почти весь состав городского партийного комитета. Но раз Эди пришел за Вальтером, значит ясно, что образовался новый комитет.

До конца апреля пришлось Вальтеру оставаться в Тиммерсло у крестьянина Генриха Хаберланда. Там, правда, он чувствовал себя не в пример лучше, чем в тесной детской у железнодорожника Крегера, но все мучительнее становилась неизвестность.

Наконец как-то вечером, вернувшись из города, Хаберланд, здороваясь с Вальтером, подмигнул ему: добрая весть. Он положил на стол двести марок и маленький клочок бумаги, оторванный от белого поля газеты «Фелькишер беобахтер». Вальтер прочел: «Дрезден, Брюльская терраса, открыто с 10 часов».

Вальтер просиял. «Тимм, — тотчас же подумал он, — Эрнст Тимм». Это была воистину добрая весть. Вальтер взглянул на хозяина, собираясь поблагодарить его, и увидел, что и тот от души радуется вместе с ним.

Поезд шел через Ульцен, Стендаль, Магдебург, отходил вечером в девять часов десять минут из Бремена, в девять тридцать пять был в Арбергене, предместье Бремена, а назавтра, рано утром, прибывал в Дрезден. Все эти подробности ему сообщил Хаберланд. На другой день, тотчас после обеда, крестьянин велел запрягать и сам отвез Вальтера на вокзал. От Тиммерсло до Арбергена было добрых пять часов езды лошадьми, и Вальтер высчитал, что Хаберланд вернется к себе уже за полночь, если только не предпочтет заночевать в Арбергене, — поберечь лошадей. Но крестьянин был в превосходном настроении; он очень доволен, сказал он Вальтеру, что смог оказать маленькую услугу правому делу. Разумеется, он не меньше был доволен и тем, что избавился от столь опасного гостя.

VII

На следующее утро, около десяти, Вальтер стоял на набережной Эльбы, у великолепного Дрезденского дворца. Ровно в десять он уже поднимался по ступеням Брюльской террасы и, к своему ужасу, прочел, что музей временно закрыт. Подумав, он решил, что открыт он или закрыт, особого значения это не имеет, ведь встреча назначена здесь. Он медленно спустился по каменным ступеням и увидел, что навстречу, пристально вглядываясь в него, идет человек в хорошо сшитом пальто. Незнакомец снял шляпу и сказал:

— Здравствуй, Вальтер, как хорошо, что ты так аккуратен.

Вальтер Брентен тоже снял шляпу и, как доброму знакомому, пожал руку человеку, которого в жизни своей не видел.

Они пошли рядом по красивой набережной.

— Каким образом ты сразу же меня узнал? — спросил Вальтер.

— Ах, знаешь ли, о таких вещах лучше поговорим потом, — сказал незнакомый товарищ. — Как доехал?

— Спасибо, ничего. Мечтаю только принять ванну.

— Дрезден тебе понравился?

— Очень! Хотя я еще почти не видел города.

— Один из прекраснейших городов мира. Дрезден в течение столетий естественно разросся, как разрастается хорошей породы дерево. Я тоже не здешний уроженец, но очень люблю этот город.

Вальтер незаметно разглядывал своего провожатого. Ему было, вероятно, лет тридцать пять. Гладкое приятное лицо — лицо архитектора, артиста или художника, а может быть, и врача. Так как улица, по которой они шли, была в эту минуту безлюдна, Вальтер не мог удержаться и тихо спросил:

— Скажи, ты ведешь меня к Эрнсту?

— Не знаю, о ком ты говоришь, — ответил спутник Вальтера. — Какая чудесная весенняя погода! Еще несколько дней, и ты увидишь такое пышное цветение кругом, какое редко где встретишь. Окрестности здесь необычайно хороши. Долина Эльбы. Скала Бастей. Особенно хорошо в горах, например в Оберберенбурге. И все это у самых ворот города.

Дошли до обширной круглой площади, окруженной многоэтажными солидными домами. Спутник Вальтера подошел к подъезду одного из них.

— Я пойду вперед, — сказал он, улыбаясь.

В третьем этаже этого богатого дома он позвонил у дверей, на которых была дощечка: «Доктор Биле, экономист». Открыла черноволосая молодая женщина с челкой.

— Сними пальто и пройди вот сюда, — показал Вальтеру спутник.

Повесив на вешалку шляпу и пальто, Вальтер вошел, куда ему было указано. Посреди комнаты стоял, сияя, Эрнст Тимм.

— Эрнст!

— Вальтер! Дорогой, старый дружище!

— Я так и знал!.. Я знал, что встречусь с тобой, Эрнст!

— А ну-ка, дай посмотреть на тебя! Как ты выглядишь? Похудел немного. Но вообще-то… вид неплохой!

Вальтер, улыбаясь, смотрел на Тимма, который ничуть не изменился со времени последней встречи. Как смеялись его ясные, умные, необыкновенно яркие глаза! Складки вокруг рта, пожалуй, глубже врылись в щеки. Но это была единственная перемена, которую мог уловить Вальтер в лице друга. Ему казалось, что только вчера они расстались на Эльбском шоссе и ничего, ровно ничего с тех пор не произошло. О сегодняшней встрече он мечтал в долгие ночи своего заключения. И вот мечта сбылась. Они снова вместе — Эрнст Тимм и он, Вальтер. Кто-то тихонько постучал в дверь.

— Хозяин приглашает нас завтракать, — сказал Тимм.

— Давай побудем еще минутку одни, Эрнст.

— С радостью.

Они сидели и молчали. Даже не смотрели друг на друга. Немного погодя Тимм спросил:

— Трудно было? Все мы были потрясены, когда ты вдруг исчез. А потом услышали: почти три месяца карцера… Трудно?

— Да, Эрнст. — И тут же, спохватившись, будто сказал не то, поправился: — Впрочем, нет… Ведь другим пришлось выстрадать гораздо больше… Но одно, Эрнст, я теперь знаю: смерть — это еще не самое страшное.

— Ну, все позади. Теперь ты прежде всего должен избавиться от этого кошмара и исчезнуть из поля зрения гестапо.

— Что это значит, Эрнст?

— Руководство приняло решение перебросить тебя за границу — в Прагу.

— В Прагу? А если