Женская война - Александр Дюма

— Сюда! Сюда! — кричал Ковиньяк. — Наконец-то мы затравили оленя! Он здесь!

— Ковиньяк, — твердил ему Фергюзон, не отстававший от него, — Ковиньяк, из-за вас выгонят нас всех. Ради Бога, потише!

Но Ковиньяк ничего не слышал и, увидев, что собаки не сладят с оленем, сошел с лошади, обнажил шпагу и закричал во все горло:

— Халлали! Халлали!

Товарищи его, все, кроме осторожного Фергюзона, ободренные его примером, готовились напасть на добычу, как вдруг главный ловчий, отстранив Ковиньяка своим ножом, сказал:

— Потише, сударь, управляет охотой сама госпожа принцесса. Стало быть, она сама перережет оленю горло или предоставит эту честь другому — как ей заблагорассудится.

Ковиньяк пришел в себя от этого резкого замечания; когда он неохотно отступил, прискакали все отставшие охотники; они окружили несчастного оленя, прижатого к подножью дуба и окруженного остервенело набрасывающимися на него собаками.

В ту же минуту на главной аллее показалась принцесса. За нею следовали герцог Энгиенский, придворные дамы и дворяне, желавшие иметь честь сопутствовать ее высочеству. Принцесса вся пылала, чувствуя, что этим подобием войны она начинает войну настоящую.

Прискакав в середину круга, она остановилась, гордо оглядела всех присутствовавших и заметила Ковиньяка с его товарищами, на которых с беспокойством и подозрением поглядывали охотники.

Главный ловчий поднес ей охотничий нож. Это оружие из лучшей стали, превосходно отделанное, служило принцу Конде.

— Ваше высочество изволите знать этого гостя? — тихо спросил он, указывая глазами на Ковиньяка.

— Нет, — отвечала она, — но если он здесь, так, верно, кто-нибудь знает его.

— Его не знает никто, и все, кого я спрашивал, видят его в первый раз.

— Но не мог же он въехать в ворота, не зная пароля?

— Без сомнения, не мог, — отвечал главный ловчий, — однако ж осмеливаюсь доложить вашему высочеству, что его надобно остерегаться.

— Прежде всего надобно узнать, кто он.

— Сейчас мы все узнаем, мадам, — отвечал с обыкновенной своей улыбкой Ленэ, который ехал за принцессой. — Я послал к нему Нормандца, Пикардийца и Бретонца; они основательно порасспросят его. Но теперь не извольте обращать на него внимания, или он ускользнет от нас.

— Вы совершенно правы, Ленэ, займемся охотой.

— Ковиньяк, — сказал Фергюзон, — кажется, высокие господа разговаривают о нас. Не худо бы нам скрыться.

— Ты думаешь? Тем хуже! — возразил Ковиньяк. — Я хочу видеть, как убьют оленя. Халлали! Что будет, то будет.

— Да, зрелище очень приятное, я знаю, — отвечал Фергюзон, — но мы можем заплатить здесь за места гораздо дороже, чем в театре.

— Ваше высочество, — сказал главный ловчий, подавая принцессе нож, — кому угодно вам предоставить честь убить оленя?

— Оставляю это для себя, — ответила принцесса, — женщина моего положения должна привыкать к железу и крови.

— Намюр, — сказал главный ловчий одному из аркебузиров, — приготовиться!

Стрелок вышел из рядов и с аркебузой наизготовку стал шагах в двадцати от зверя. Он должен был убить оленя, если б тот вздумал броситься ка принцессу, как это иногда случалось.

Принцесса сошла с лошади, взяла нож; глаза ее горели, щеки пылали, губы дрожали. Так пошла она к оленю, который лежал под собаками и, казалось, был покрыт ими, как разноцветным ковром. Вероятно, бедный олень не понимал, что смерть идет к нему в виде красавицы-принцессы, из рук которой он много раз ел свой корм. Он, с крупными слезами, которые всегда сопровождают агонию оленя, лани и дикой козы, хотел приподняться, но не успел. Лезвие ножа, отразив блеск солнца, исчезло в горле оленя. Кровь брызнула на лицо принцессы. Олень поднял голову, жалобно застонал и, в последний раз с упреком взглянув на прелестную свою госпожу, повалился и околел.

В ту же минуту все трубы затрубили, сотни голосов закричали: «Да здравствует ее высочество!» — а маленький принц, припрыгивая в седле, с радостью бил в ладоши.

Принцесса вытащила нож из горла оленя, гордо, как амазонка, посмотрела кругом, отдала окровавленное оружие главному ловчему и села на лошадь.

Тут Ленэ подошел к ней.

— Не угодно ли вам, — сказал он со своей обыкновенной улыбкой, — не угодно ли, я скажу вашему высочеству, о ком вы думали, когда наносили удар бедному животному?

— Скажите, Ленэ, я буду очень довольна.

— Вы думали о Мазарини и желали, чтобы он был на месте оленя.

— Да, — вскричала принцесса, — именно так! Я убила бы его без жалости, как зверя. Но вы настоящий колдун, любезный Ленэ.

Потом она обернулась к гостям и сказала:

— Теперь, когда охота закончилась, господа, извольте идти за мной. Поздно уже травить другого оленя, притом ужин ждет нас.

Ковиньяк отвечал на это приглашение самым изящным поклоном.

— Что вы делаете, капитан? — спросил Фергюзон.

— Что? Принимаю приглашение, черт возьми! Разве ты не видишь, что принцесса пригласила нас к ужину, как я только что обещал тебе?

— Ковиньяк, послушайте меня: на вашем месте я поспешил бы убраться.

— Фергюзон, друг мой, на этот раз твоя обыкновенная проницательность изменяет тебе. Разве ты не заметил, как отдавал приказание этот одетый в черное господин, очень похожий на лисицу, когда он улыбается, и на хорька, когда не смеется? Поверь мне, Фергюзон, у пролома уже поставлен караул, и идти в ту сторону — значит показать, что мы хотим выйти тем же путем, каким вошли сюда.

— Так что же с нами будет?

— Не беспокойся, я за все отвечаю.

И все шесть авантюристов, возведенные своим начальником в ранг дворян и успокоенные его обещанием, смешались с остальными и двинулись вместе с ними по дороге ко дворцу.

Ковиньяк не ошибся: их не теряли из виду. На фланге у них был Ленэ, справа от него находился главный ловчий, а слева — интендант дома Конде.

— Вы точно уверены, что никто не знает этих кавалеров? — спросил Ленэ.

— Никто! Мы спрашивали уже у более чем пятидесяти человек, ответ один и тот же: «Не знаем!»

Нормандец, Пикардиец и Бретонец воротились; они ничего не могли сказать Ленэ. Только Нормандец обнаружил брешь в стене парка и, как человек предусмотрительный, приказал стеречь ее.

— Ну, — сказал Ленэ, — мы прибегнем к самому действенному средству. Неужели из-за горстки шпионов мы должны распустить сотню честных дворян? Вы, господин интендант, наблюдайте, чтобы никто не мог выйти ни из дворца, ни из галереи, куда войдет вся свита. Вы, господин главный ловчий, когда затворят дверь галереи, поставьте на всякий случай караул, человек двенадцать с заряженными ружьями. Теперь ступайте, я не спущу с них глаз.