В тенетах суккуба - Эдуард Снежин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня помолчала и вздохнула:
— Я долго думала. Всё пойдёт по инерции, как пошло. Человек не меняется.
— Не смею навязываться, — вспыхнул я и покинул Соню, тем более, что она смотрела на часы, опаздывая на экскурсию.
Я шёл домой и кипел благородным негодованием от женского непостоянства:
«Всего один день не виделись, встречал в аэропорту дочь, и вот вся любовь! По инерции! По инерции я жил с Татьяной восемь лет и не изменял, если уж ты считаешь себя такой серьёзной».
Придя домой, я сел напротив портрета Сони.
«А может быть она права? «Ничего не изменилось» … Может быть, надо было отдать ей получку? Или сделать ценный подарок? Действительно, кроме коробки шоколада и один раз цветов, я ничего ей не подарил. Зато бутылочка неплохого вина «от Вадима», стала постоянным атрибутом наших встреч. А ведь с мужем она развелась из — за вина. Может быть, стоило хотя бы иногда забирать Таньку из яслей? Или устроить ремонт в её квартире? Или помечтать, какую квартиру и в каком районе мы получим в обмен на наши две? Даже про обещанную экскурсию в мой вычислительный центр я забыл. Порхал радостно две недели, как шмель по первым весенним цветочкам, а дама, оказывается, присматривалась…
— Что ж, как случилось, так случилось, — сказал я себе и убрал Сонин портрет в альбом с фотографиями.
Сам я не хотел переступить через гордость и пойти к женщине. Но если бы она позвонила сама, то вернулся бы.
Я не прошёл тест на семейную жизнь…
На душе было муторно. Завтра Новый год, дочь сказала, что уйдёт встречать со школьными подругами. Я выпил коньяку и пошёл по городу.
Фауката не было дома; Санька, он жил в отдельной комнате общежития, трахался с новой подружкой. Я принял с ними ещё фужер бюракана и … храбро отправился на квартиру к Ларисе.
За её дверью неразборчиво слышались взволнованные женские голоса. Один принадлежал Ларисе, а второй, очень знакомый второй! Да это же Людмила!
Я хотел постучаться, но что-то остановило меня, вспомнил про ключ от квартиры бывшей любовницы и осторожно открыл дверь.
Тут я понял, что побудило совершить меня неприличный поступок.
Так и есть, не ошибся! Дамы занимались на раскинутом диване лесбийской любовью. Людмила оторвала рот от промежности Ларисы и со страхом вперилась в меня.
— Ты… ты… с ней? — запинаясь, протянул я.
Моя любовь, как ни в чём не бывало, соскочила голая с кровати и бросилась мне на шею.
— Вадик! Я знала, что ты придёшь!
Людмила, напротив, лихорадочно натянула платье и сидела на диване вся красная.
— Ладно тебе! — щёлкнула её Лариса по носу, — у нас сегодня праздник, Вадик явился!
— Налевай! — толкнула она меня на диван рядом со столиком, на котором стояла початая бутылка коньяка.
Я разлил стаканы.
— С наступающим на нас Новым Годом! — бодро подняла нимфетка стакан, — и пусть наступает на нас помягче!
Людмила немного отошла, а после стакана даже ожила.
— А где Соня? — спросила она.
— Соня заснула, — неловко поиграл я словами.
— Да ты что? Только вчера видела её, сказала, что всё хорошо у вас.
— Что было вчера, то — неправда, сказал Эпикур.
— Вадик, я всё знаю, — живо воскликнула Лариса, — так, блин, хотелось ворваться к вам и испортить злачную компанию!
— Я еле её удерживала! — реабилитировала Людмила свой контакт с девушкой.
— Мне уже ничто не кажется странным в этом мире, — махнул я рукой, — с этой оторвой и со всеми вами я продвинулся за полгода больше, чем за всю предыдущую жизнь.
— Тогда, может будешь третьим в нашей компании? — бесстыдно спросила Лариса.
— Только групповухи не хватает для полного счастья!
— Нет, Лариса, я так не могу! У меня есть принципы и … Гера, — испугалась Людмила.
— Ладно, девки! Будем с принципами просто пить вино.
Людмила к вечеру ушла к Гере на встречу Нового Года, а мы с Ларисой, безнадёжно бухие, завалились в постель. Честное слово, не помню, была ли у нас близость той ночью, но Новый год мы проспали точно.
Непрерывно звонил телефон сквозь сон, но подняться не было сил.
Наши отношения стали какими-то пресными. Длинная цепь расставаний и примирений приучила к наплевательскому отношению друг к другу и ко всему на свете.
— Ты разлюбил меня, — сказала как-то Лариса.
А я сидел и держался за живот, что-то не то съел и мучился от боли.
— Да какая на хрен любовь в этом сумасшедшем мире! Пора мне плюнуть на «лубовь» и заняться серьёзным бизнесом.
— Ой, интересно! А чем?
— Буду компьютерами торговать. Мне МММ договор предлагает.
— Здорово! Станем богатенькими.
— Только не с тобой! Ты всё угробишь!
— Подумаешь! Мне, между прочим, предлагает замуж Бережной, он начальник отдела. Моложе тебя и с положением.
— А слышала, что его прежняя жена повесилась? Говорят, он довёл.
— Это меня и смущает.
— Да не бойся! — расхохотался я, — ты сама, кого угодно загонишь в петлю!
— Ну и гад, же ты! Обижаешь скромную девушку.
В животе кольнула резкая боль.
— Катись ты к своему начальнику! — скривился я.
Лариса сверкнула хамелеонами и ушла.
Вечером скорая увезла меня в хирургию. Слава богу, попался чуткий хирург. Вызванный из дома, он не потащил меня сразу на операционный стол, а остался до утра, ожидая моих анализов, и раз десять подходил, даже ночью, щупал мой живот.
Всё обошлось без операции, меня хотели перевести на долечивание в терапию, но тут появился заведующий отделением, который знал меня, как электронщика и сказал:
— Будешь лежать у меня, пока не восстановишь мне радиосвязь с палатами!
— Что ж сделаю, — согласился я, — мне хотелось отлежаться от Ларисы и пьяного образа жизни.
— Чудненько! — пропел врач, — я тебя посажу на спецдиету для бугров.
Эта задержка в хирургическом подарила мне встречу с Даной, всю историю с которой я до сих пор воспринимаю, как фантастическую.
Дана — высокая девушка с каштановыми волосами и с вечно приклеенной улыбкой. Она повредила мениск, одно колено было подбинтовано, что совершенно не портило её великолепных длинных загорелых ног под коротким халатом. Дана была молода — лет шестнадцати, семнадцати, и вокруг неё постоянно кружился хоровод её юношей-сверстников, истекающих от поллюций, таких же временных инвалидов, как она.