Го юй (Речи царств) - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хуань-гун возразил: “Ведь Гуань И-у стрелял в меня из лука и попал в пряжку на поясе, так что я был близок к смерти”. Бао Шу ответил: “Он действовал так ради своего правителя[849]. Если вы простите его и вернете во владение, он будет действовать таким же образом ради вас”.
Хуань-гун спросил: “Как же [его можно вернуть]?”. Бао-цзы ответил: “Попросите его у Лу”. Хуань-гун сказал: “Ши Бо[850] служит правителю Лу и разрабатывает для него планы. Если он узнает, что я хочу использовать Гуань И-у на службе, он, конечно, не выдаст его мне. Как быть?” Бао-цзы ответил: “Отправьте в Лу посла с просьбой о выдаче Гуань И-у, и пусть он скажет так: “У моего недостойного правителя есть слуга, не подчиняющийся приказам, который находится в вашем владении. Он хочет убить его перед всеми чиновниками[851], поэтому просит выдать его”. В этом случае владение Лу выдаст [Гуань И-у]”.
Хуань-гун отправил в Лу посла просить о выдаче Гуань И-у, и тот сказал все, как предлагал Бао Шу.
Чжуан-гун обратился за советом к Ши Бо. Ши Бо ответил: “Они не хотят убивать Гуань И-у, а хотят использовать его в делах управления владением. Ведь талантами Гуань-цзы превосходит всех в Поднебесной, и то владение, в котором он будет находиться, несомненно добьется своих целей в Поднебесной. Если отдать его Ци, это владение, несомненно, будет постоянно причинять заботы Лу”. Чжуан-гун спросил: “Что же делать?” Ши Бо ответил: “Убейте Гуань И-у и отдайте его труп”.
Чжуан-гун хотел убить Гуань Чжуна, но циский посол стал просить за него, говоря: “Мой недостойный правитель хочет лично убить Гуань Чжуна. Если он не получит его живым, чтобы убить перед всеми чиновниками, это будет равносильно отказу в его просьбе. Прошу сохранить Гуань Чжуну жизнь”. Чжуан-гун приказал связать [Гуань Чжуна] и выдать цискому послу. Получив Гуань Чжуна, циский посол выехал обратно.
Прибыв во владение Ци, он трижды обкурил благовониями и трижды омыл Гуань Чжуна. Хуань-гун лично встретил Гуань Чжуна в окрестностях столицы, сел рядом с ним и спросил:
“В прошлом наш покойный правитель Сян-гун строил высокие террасы, чтобы подчеркнуть свое высокое положение, охотился на зверей и птиц с помощью силков и привязанных к нитям стрел, не занимался делами управления, унижал совершенно-мудрых, с презрением относился к чиновникам, преклонялся только перед женщинами, имел девять жен и шесть надзирательниц, завел несколько сот наложниц, ел только лучшее мясо, носил одежды только из вышитого узорчатого шелка. Его воины замерзали и голодали, в качестве военных колесниц использовались сломанные колесницы для прогулок, воины кормились только пищей, оставшейся от наложниц, лицедеи и шуты стояли впереди, а мудрые и талантливые позади. В результате владение не развивалось с каждым днем, не росло месяц от месяца, и я боялся, что не буду подметать храм предков, а жертвенник для духов земли и злаков останется без жертвоприношений. Осмелюсь спросить, как исправить такое положение?”.
Гуань-цзы ответил: “В прошлом наши покойные ваны Чжао-ван и Му-ван неизменно подражали давно минувшим славным делам Вэнь-вана и У-вана и этим прославили свои имена. Они собирали старцев, вместе с которыми сравнивали и испытывали людей из народа, обладавших добродетелями[852], вывешивали на воротах дворца тексты законов, которые служили правилами для народа, пользовались властью справедливо и стремились, чтобы издаваемые распоряжения соответствовали обстановке, учитывали численность населения и соединяли его в поселения на основании законов, сначала устанавливали порядок в главном, а затем выправляли второстепенное, убеждали народ с помощью наград и пожалований, исправляли с помощью наказаний и штрафов, расставляли людей в должном порядке в зависимости от цвета волос[853], и все это служило основой для управления народом”.
Хуань-гун спросил: “Что нужно сделать, чтобы добиться такого положения?”. Гуань-цзы ответил: “В прошлом совершенномудрые ваны, управлявшие Поднебесной, разделили население столицы на три части[854], а живущих за пределами столицы — на пять частей[855], установили места для проживания народа[856], определили для него занятия, умерших хоронили [на родине] в могилах[857], [а в делах управления] осмотрительно использовали шесть имевшихся у них рычагов”[858].
Хуань-гун. спросил: “Как определить занятия для народа?” Гуань-цзы ответил: “Не позволяйте четырем группам народа[859] жить смешанно. Когда народ живет смешанно, его речи становятся беспорядочными, а занятия легко меняются”.
Хуань-гун спросил: “Как следует расселять служилых, крестьян, ремесленников и торговцев?”. Гуань-цзы ответил: “В прошлом совершенномудрые ваны, расселяя служилых, направляли их в спокойные места, расселяя ремесленников, направляли их в официальные учреждения[860], расселяя торговцев, направляли их на базарные площади, расселяя крестьян, направляли их в поля.
Когда служилым приказывают собираться в группы и жить всем в спокойном месте, отец с отцом разговаривают о долге, сын с сыном говорят о сыновней почтительности, те, кто служит правителю, говорят о почтительности, юные говорят о послушании. Они привыкают к этому сызмальства, их сердца спокойны, и они не меняют занятий, сталкиваясь с другими делами. Поэтому поучения отцов и старших братьев воспринимаются ими без применения строгости, а сыновья и младшие братья учатся и достигают умения без затраты труда. Именно поэтому дети служилых всегда становятся служилыми.
Когда ремесленникам приказывают собираться в группы и жить вместе, они наблюдают за четырьмя сезонами года[861], различают хорошие и дурные материалы, взвешивают и определяют, на что лучше использовать материал, выбирают и сравнивают его, стремясь, чтобы он соответствовал требуемому качеству изделия. С утра до вечера они работают, распространяя изготовленные изделия во все стороны и учат этому своих сыновей и младших братьев. Между собой разговаривают о работе, показывают друг другу свое мастерство, говорят о своих достижениях. Они привыкают к этому сызмальства, их сердца спокойны, и они не меняют занятий, сталкиваясь с другими делами. Поэтому поучения отцов и старших братьев воспринимаются без применения