Маг для особых поручений. Время лжи - Вадим Филоненко

– Что ж, твое право. Так как ты хочешь умереть, Темьян?

– В огне. На костре.

– На костре? Странный выбор. Не самая легкая смерть, скажу я тебе. Если хочешь, я пущу тебе арбалетную стрелу прямо в сердце? Клянусь, ты умрешь мгновенно, не будешь мучиться!

– Нет. Я выбираю костер.

– Ну как знаешь. Но это потребует приготовлений.

– А я и не тороплюсь, – снова улыбнулся Темьян.

Его оставили во дворе под присмотром людей с арбалетами и вилами и занялись подготовкой к казни. Притащили и вкопали столб в раскисшую весеннюю землю, разложили вязанки с хворостом. К столбу он подошел сам, поддерживаемый кузнецом.

– Не передумал? – тихонько спросил кузнец. – Нож все еще при мне.

– Нет, Пирс. Все, поздно уже.

– Ну… прощай, парень! – Шатуба отошел, оставив привязанного к столбу урмака одного.

Костер умело подпалил Бродарь. Он учел ветер и запалил так, чтобы приговоренный не сразу задохнулся в дыму, а в полной мере ощутил боль от ожогов.

Темьян боли не ощутил. Он нес в себе чистую частицу пламени, и его жаркий собрат – первозданный огонь – не мог и не хотел причинять ему вред.

Впрочем, со стороны все было так, как надо: огонь жадно пожирал тело «грязного зверя». Большинство зрителей свистели и улюлюкали, некоторые стояли молча, и только в глазах Шатубы блестели слезы. А где-то на краю обострившегося звериного сознания Темьян ощутил, как внезапно побледнела и упала в обморок Лодда, скатившись с кожаного сиденья двуколки прямо под ноги растерявшемуся брату; как рыдает и в бешенстве бросается на прочную дубовую дверь погреба Соланна.

Да, уже завтра Кайе придется долго и убедительно оправдывать свой поступок перед женой кузнеца, иначе ох как не сладко придется наложнице Бродаря! Темьяна порадовала эта мысль: Соланна сумеет достойно отомстить за него. Умная госпожа Шатуба наверняка найдет способ сделать жизнь Кайи невыносимой. Темьян улыбнулся бы, если бы умел, но огонь не улыбается, а Темьян успешно закончил превращение, став жарким оранжевым языком пламени.

Теперь можно было уходить из селения, но он не удержался от мальчишеской выходки и поджег общественный амбар – место его побед, поражений и позора. Раздались крики. Люди бросились за водой, выстраивая цепочку от ближайшего колодца. Темьян немного полюбовался их слаженными действиями и… пошел гулять по улицам селения. Дома в большинстве своем были каменные, но конюшни, амбары, деревья и деревянная мебель в домах… Много вкусной и обильной пищи. Впрочем, покрытая лаком мебель имела вяжущий, горьковатый привкус.

…Когда он ушел в лес, горело почти все селение. Ненасытный огонь оставил в покое лишь несколько домов, в том числе кузнеца и… Свирина. Ради Лодды. И ради Хью: он не виноват, что оказался слабым и струсил перед авторитетом отца, – так решил Темьян.

Он вернулся в лес и несколько суток сознательно уходил из знакомых мест, чтобы избежать желания хоть одним глазком взглянуть на Кайю. Порой он был готов убить и ее, и Бродаря, чтобы растопить сковавший его сердце лед. И все же…

Он скучал по ней и находил тысячи оправдывающих ее причин, сваливая всю вину на Ксила.

Темьян забредал все дальше и дальше в Белковскую пущу. Постепенно к нему вернулись старые кошмары про уничтоженную кабаёши деревню, сгорающую мать и изуродованную Арису. Мысли у него путались. Порой на месте Арисы он видел Кайю и наоборот. Он перестал спать, избегая ужасных снов. Урмак шел и шел вперед, постепенно все глубже погружаясь в болезненную, сумеречную зону сознания. Он все чаще оставался в облике Барса, избегая личины человека, и с каждым разом все в большей степени ощущал себя настоящим Зверем.

Зверем, состоящим из одних инстинктов.

Зверем без чувств и памяти.

Не умеющим любить и страдать…

Темьян не заметил, как прошло лето, миновала осень, пролетела зима. Жизнь у него теперь была чрезвычайно проста: охотиться, чтобы не умереть с голоду, найти теплое лежбище, чтобы не замерзнуть, покинуть территорию более сильного зверя, чтобы остаться в живых, или самому прогнать более слабого, чтобы занять его охотничьи угодья. И самое главное – не спать. Как можно дольше не спать, пока хватает сил, чтобы не видеть во сне любимого и ненавистного лица Кайи, сгорающую мать и жалобно повизгивающего барсенка Кунни…

Так продолжалось до следующей весны. А затем удача оставила Темьяна. То ли в тех местах, куда он забрел, обитала совсем уж пугливая дичь, то ли охотничьи инстинкты стали подводить его, но много-много дней подряд ему не удавалось отведать свежего мяса. Он сильно ослабел и в результате получил перелом и плохо заживающую, глубокую рану на ноге от голодного проснувшегося медведя, которому очень не понравилось вторжение странного чужака на свою территорию. Истекающий кровью, голодный, хромой Барс был вынужден несколько дней торопливо уходить с медвежьей территории, а грозный хозяин шел за ним по пятам, не давая ему ни минуты передышки. Так Темьян постепенно забрел в глухие болота, где умудрился подцепить жестокую болотную лихорадку.

Таким и нашел его Келвин: оголодавшим, измученным, больным, с незажившей переломанной ногой и погруженным в тяжелый бред. Разбойник выходил Темьяна. Не пожалел денег на мага-целителя, который полностью вылечил и лихорадку, и перелом так, что не осталось следа ни от того, ни от другого. Кроме того, циничный и грубоватый Келвин умудрился, не влезая в душу «пациента», излечить и его разум. Трудно сказать, как ему это удалось. Может, искренним отсутствием жалости, а может, личным примером немного насмешливого, но в целом позитивного отношения к жизни, как бы жестока она ни бывала порой. Вскоре Темьян научился воспринимать и любить жизнь такой, какая она есть – со всеми ее ударами и подарками.

И самое ценное – Келвин никогда ни о чем не расспрашивал Темьяна, будто умирающие, сторонящиеся людей оборотни-одиночки в лесу самое обычное дело. Сам не расспрашивал и другим не позволял. Хотя шутить и издеваться над добродушным урмаком в банде не возбранялось. Да-да, именно добродушным: Темьян не озлобился, не разочаровался в жизни вообще и в женщинах в частности, и «сумел сохранить внутреннюю чистоту», что очень порадовало бы кузнеца Шатубу.

Так Темьян стал разбойником и вскоре забыл, что когда-то у него была совсем иная жизнь. И только по ночам прошлое иногда безжалостно вторгалось в его сны, и тогда он просыпался в слезах…

– Темьян, ты что, заснул? Ты собирался рассказать нам о себе и своей жизни, – напомнил Миссел.

Урмак вздрогнул, в первый момент не сообразив, где находится, – так затянула его в себя то ужасающе мрачная, то сладостно прекрасная бездна воспоминаний.

– Они люди, если те, кого я видел тогда, и есть Черные Чародеи, – сказал Темьян.

– Они? – переспросил Миссел.

– Ну да. Тогда их было двое. Очень похожи друг на друга. И вели себя как равные. И были в красных плащах, а не в черных. Красные Чародеи.