А потом он убил меня - Натали Барелли

не испытывала уже много лет. Я свободна и сильна, я жажду новой жизни. Хочу, чтобы меня окружали друзья и любимые. Хочу смеяться, вкусно есть, дружить, доверять, хочу наполнить пустоту людьми.

Ночью я спала на диво хорошо, сном праведника: ни призраков, ни кошмаров. Выхожу на пробежку, и в голове всю дорогу мелькают образы, словно моментальные снимки: мы с Джимом на ужинах, днях рождения, в отпусках, на торжествах, в постели во время секса, и мысль при этом лишь одна: о чем я только думала?

Почему я так долго жила с этим психопатом? Что вообще в нем нашла? С этой новой точки зрения я смотрю слайд-шоу воспоминаний и вижу лишь напыщенного нарцисса да саму себя, взирающую на него снизу вверх и готовую на что угодно, лишь бы ему угодить. Эти образы заставляют меня бежать быстрее. Я вижу человека, который так погряз в самообмане, что даже совершенное им грандиозное мошенничество не мешает ему верить, будто он нашел волшебную формулу для решения мировых проблем. «Нет, Джим, ты ее просто подделал, помнишь?» — думаю я.

Раньше я считала мужа очень умным, а теперь понимаю, что ему просто нравилось самоутверждаться за мой счет. Если честно, то, как он вел себя со мной, вполне можно счесть насилием, и мне надо было голову проверить, раз я позволяла ему такие вещи.

Но что было, то было, сегодня новый день, а ты, Джим, катись к чертовой бабушке.

Дома я снимаю одежду для бега, принимаю душ и одеваюсь понаряднее. Теперь я выгляжу куда лучше. А чувствую себя и просто великолепно. Пробежки и диета окупаются. Кожа лица избавилась от сероватого оттенка, а само лицо — от унылого выражения, исчезли уродливые темные круги под глазами и болезненный вид.

Интересно, как там Кэрол? Поспала ли она? Или провела ночь без сна, гадая, как воспринимать недавние события — как реальность или как страшный сон. Стало ли ей легче? Уж надеюсь. Куда как проще жить, когда не нужно постоянно оглядываться через плечо, зная, что во-он тот психопат в твоей постели, который уверяет, что любит тебя, и только тебя, сам тем временем прикидывает, как сподручнее с тобой разделаться.

Несколько месяцев назад я ни за что бы не подумала, что когда-нибудь скажу такое, но теперь мне нравится Кэрол. По-моему, вчера она проявила мужество. Я почти не знаю эту женщину. Раньше, в прошлой жизни, нам случалось пересекаться на светских мероприятиях, потом она уехала. Но сейчас Кэрол меня приятно удивила. Учитывая, через какое испытание нам довелось пройти вместе, мне даже почти жаль, что мы никогда больше не увидимся.

Почти, но не совсем.

* * *

Я не хочу оставаться в жуткой пустой квартире, поэтому решаю пойти в магазин и купить соковыжималку. Теперь, когда на свет появилось мое новое «я», оно становится все тренированнее, здоровее, счастливее, ест много овощей и не злоупотребляет алкоголем. Я где-то читала, что свежевыжатый сок творит с кожей чудеса, разве это не замечательно? Итак, я отправляюсь в «Вильямс-Сонома», один из моих любимых универмагов.

Я брожу по отделу товаров для дома, разглядываю стеллаж с обеденными сервизами — очень, надо заметить, красивыми — и вдруг чувствую, как кто-то похлопывает меня по плечу. Я оборачиваюсь и вижу незнакомую пожилую дамочку. Она выжидающе смотрит на меня с робкой улыбкой на лице.

— Вы не возражаете? Пожалуйста… — начинает дамочка.

Она низенькая, куда ниже меня, хотя не карлица, конечно. Думаю, ей около семидесяти, может, чуть меньше. Я незаметно вздыхаю про себя, после чего изображаю вопросительную улыбку, чтобы лицо приняло любезное — и, надеюсь, доброе — выражение. Обычно дамы преклонных лет особенно любят мой роман, хотя, как неоднократно отмечалось, «Бегом по высокой траве» не знает возрастных рамок. По идее, я должна бы обрадоваться, сама ведь недавно сетовала, что меня перестали узнавать. Вдобавок краем глаза я замечаю, что в мою сторону движется Ник-Гнойник, так называемый самый многообещающий писатель своего поколения. Он идет себе, разглядывая то один товар, то другой, и пока не заметил меня, но этого не избежать, раз уж я стою более-менее у него на пути. Даже если бы я специально рассчитывала время, не вышло бы подгадать так удачно.

Улыбаясь пожилой дамочке, я говорю:

— Конечно! — украдкой снова косясь на приближающегося Ника.

А потом устраиваю целый спектакль: демонстративно открываю сумочку, копаюсь в ней, ища авторучку. Быстрее было бы попросить ручку у старушки, которая, небось, уже держит ее наготове, но я хочу, чтобы Ник оказался совсем рядом, а для этого нужно еще несколько секунд.

— Вы не возражаете? — снова спрашивает дамочка.

— Да, конечно, — повторяю я и наконец извлекаю на свет божий ручку. — Ну вот, у вас есть на чем писать?

— Не поняла? — она склоняет голову набок и прикладывает к уху сложенную чашечкой ладонь.

Идеально! Она еще и тугоуха! Я чуть склоняюсь к ней и произношу максимально четко и медленно:

— У вас есть листочек бумаги? Для моего автографа?

Ник, должно быть, услышал меня, потому что поднимает взгляд и машет мне, будто я — его давно потерянный друг; выражение лица у него становится радушным, на губах появляется улыбка, и он целенаправленно устремляется к нам.

Но старушенция чуть подается назад.

— Что вы вообще такое говорите? — вопрошает она высоким строгим голосом с интонациями школьной директрисы.

Между нами повисает атмосфера замешательства. Чего ей от меня в таком случае надо? Может, совместное селфи? Неужели?

Дамы вроде нее обычно хотят получить автограф. Они представляют — ну, или, возможно, представляли — собой самую большую социально-демографическую группу, которая читала мою книгу и любит ее. Когда они меня видят, то узнают и просят что-нибудь материальное, что можно взять домой, показать мужу, сыну или дочери со словами: «Ни за что не угадаешь, кого я встретила сегодня в „Вильямс-Сонома“». Одна такая даже умоляла меня дождаться, пока она метнется в ближайший книжный магазин и купит еще один томик романа, который у нее вообще-то уже есть, просто чтобы я могла подписать форзац.

Дамочка хмурится, воздевает пергаментный дрожащий палец и указывает на что-то у меня над головой:

— Не могли бы вы мне достать это с верхней полки?

Я машинально, без размышлений оборачиваюсь, а рука уже тянется к нужному товару. По идее, теперь мне следует взять его, отдать дамочке, чтоб та ушла восвояси, а потом поздороваться с Ником и перекинуться с ним парой слов, вот и делу конец. Но вместо этого я непонятно какого рожна