Солнечный камень - Алекс Рудин

спустились вниз. Пока спускались — я коротко растолковал ему, в чём загвоздка.

— Сможешь открыть замок и не повредить, дядь Слава?

— Попробуем, Санёк! — ответил он. — Только инструмент возьму.

Он вытащил из кармана плоский ключ на верёвочке и открыл дверь квартиры.

— Заходи, не стой на пороге!

Я вошёл, и не узнал его обиталище. Нет, в общих чертах почти ничего не изменилось. Та же старая мебель. Стены, требующие покраски, и лампочка под потолком вместо люстры.

Но здесь больше не пахло грязью и прокисшей едой. Полы были чисто вымыты, и бачок унитаза не журчал.

Перемены к лучшему были настолько явными, что я изумлённо покачал головой.

Через минуту дядя Слава вышел из комнаты, держа в руке деревянный плотницкий ящик с разнообразными инструментами.

— Идём, Санёк!

* * *

Апрель 997-го года, священная роща Ромове

Защищаясь, Вилкас успел пырнуть одного вайделота ножом, но остальные хорошо отделали его. Повалили на землю, выбили из рук нож и били, пока Криве-Кривейто не крикнул:

— Хватит! Свяжите его!

Вилкаса перевернули на живот и туго стянули руки за спиной. Вилкас слышал, как стонет раненый им вайделот. Повернул голову и увидел стремительно бледнеющее лицо. Жрец двумя руками держался за живот, но кровь утекала сквозь пальцы.

Не жилец, отстранённо подумал Вилкас.

Он не жалел о том, что выхватил нож. Если на тебя нападают — надо защищаться. Этому его учил отец, и сам Вилкас верил в эту простую истину без сомнения.

— Поднимите! — снова крикнул Криве-Кривейто.

Вилкаса ухватили за подмышки и поставили на ноги. Верховный жрец подошёл ближе.

— Ты убил одного из моих вайделотов, — сказал он. — За это заплатит твой отец.

Вилкас ничего не ответил. Слова не ранят врага, а только позабавят его. А то, что Криве-Кривейто теперь его враг, Вилкас знал точно.

— Не знаю, — продолжил Криве-Кривейто, — хорошо ли, что одним из прусских племён правят такие гордецы. Я подумаю об этом.

Он посмотрел на жрецов.

— Посадите его в яму! А этого, — тут Криве-Кривейто кивком указал на умирающего вайделота, — несите к священному дубу. Я сам займусь им.

Вилкаса потащили к яме. Он не упирался, послушно перебирал ногами. Упираться нужно тогда, когда в этом есть толк и смысл. Во всех остальных случаях куда разумнее поберечь силы.

Один из жрецов отодвинул решётку, а двое других швырнули Вилкаса вниз. Падая, он ударился головой о край ямы и потерял сознание.

Когда Вилкас пришёл в себя, было уже темно. Он открыл глаза и едва удержался от стона — так болела разбитая при падении голова.

Сквозь крупные клетки деревянной решётки в яму заглядывали редкие звёзды. Ночной холод пронизывал до костей. От земли тянуло зимней сыростью.

Рук он почти не чувствовал. И это пугало больше всего.

Вилкас принялся шевелить пальцами. То есть, он думал, что шевелит, но ощутить движение не мог. Тогда он отодвинулся от стены ямы, встал на колени и принялся дёргать руками из стороны в сторону. Хоть бы почувствовать боль от впившейся верёвки! Ну, хоть что-то!

Однажды Вилкас видел пленника, который слишком долго пробыл связанным. Его освободили из плена, но руки его успели омертветь. Он больше никогда не смог шевелить ими — так и остался беспомощным калекой, несмотря на молодые годы.

Вилкас подполз обратно к стене. Опираясь на неё плечом и извиваясь, сумел подняться на ноги. И принялся из последних сил приплясывать на месте, чтобы согреться. При этом не переставал шевелить руками.

Через какое-то время старания Вилкаса увенчались успехом. Плечи ломило от напряжения, но он почувствовал боль в запястьях, а пальцы закололо, словно иголками, и зажгло теплом от восстановившегося кровотока.

Он ещё пошевелил пальцами и понял, что руки стянули не верёвкой, а кожаным ремнём. Удача?

Вилкас знал, что от сырости кожа растягивается. Немного, но всё же. А ночь сырая и промозглая.

Он снова шлёпнулся на землю, прижал руки к влажной стене ямы и принялся изо всех сил работать кистями и локтями. Если удастся растянуть ремень и освободить руки — можно будет попробовать выбраться из ямы!

Вилкас не думал, что он будет делать потом, как ускользнёт в священной роще от вайделотов. Потом будет потом, а сейчас всё внимание он сосредоточил на том, чтобы освободиться от ремней.

И вдруг услышал тихий шлепок. Как будто что-то не очень тяжёлое упало сверху на дно ямы.

Вилкас замер, прислушиваясь. Неужели вайделоты караулят его? Тогда они здорово посмеются над попытками пленника освободиться.

Наверху тихо шелестели ветки деревьев, но ни голосов, ни звука шагов слышно не было.

Зато Вилкас услышал ещё один шлепок, а затем — тихий-тихий шорох. И вдруг его замерзающих пальцев коснулось что-то шершавое.

Это змеи, понял Вилкас. Священные змеи сползаются в яму!

Сердце словно стиснули ледяной рукой, и оно едва не остановилось. Не помня себя, Вилкас вскочил на ноги. Не садиться! Ни в коем случае не садиться! Сапог змея не прокусит.

Ещё один шлепок.

Вилкасу показалось, что змеи ползают повсюду, что они уже обвиваются вокруг его ног. Он заметался по яме, пытаясь раздавить, растоптать ядовитых гадов! Ведь Криве-Кривейто обещал ему жизнь! Обманул?

Что-то твёрдое попало под мягкую подошву сапога. Вилкас ударил ногой раз, другой, третий. Втоптать змею в грязь!

Он даже не подумал о том, что раненая змея укусит его куда быстрее. Топтал и топтал ногами до изнеможения, пока под подошвами не раздался отчётливый хруст.

Сучок, понял Вилкас. Просто гнилая ветка, которая упала в яму с дерева, вот и всё.

Он попытался взять себя в руки и прислонился спиной к стене. И тут ещё одна змея свалилась прямо ему на голову!

Вилкас дёрнул головой, Змея сползла на плечо, оттуда — на связанные за спиной руки. Вилкас почувствовал пальцами гибкое сильное тело и почти сразу — болезненный укус!

Он сжал пальцы, и змея укусила снова. Вилкас нащупал её маленькую мерзкую треугольную голову, сдавил, что было сил. Змея обвивалась вокруг связанных рук. Наконец, хрупкий череп лопнул под пальцами.

Но что толку! Поздно, теперь всё поздно! Минута-другая — и он умрёт в этой яме и никогда больше не увидит Агне!

Вилкас уронил тело змеи и сам осел следом. Пусть и остальные кусают — теперь всё равно. Чем быстрее наступит смерть — тем лучше.

Но смерть всё не приходила и не приходила. Даже холод отступил — должно быть, его