Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов

Постояльцев начали пускать в Нордхауз, как чаще всего именовали новый корпус, неделю назад. Некоторые номера еще пустовали, главное же, простаивал спортзал. Администрация отеля, держа нос на альпийском ветру, проявила чуткость, предложив бродягам-скалолазам разместится там на все время непогоды.

Рюкзаки и палатки поставили у шведской стенки, маты подтащили к окну, сняли намокшие куртки. Первую бутылку извлек на свет божий все тот же Чезаре. «Vino da tavola» — напиток, считай, диетический, поэтому никто не возражал. Первую налили баронессе, потом пустили кружку по кругу… И не было бы в том никакой беды, но под очередной тост («За вершину!») в дверь спортзала громко постучали.

Гости…

Сперва Хинтерштойсер честно пытался всех запоминать, но на втором десятке сбился. С Бартоло Сандри и Марио Менти, итальянцами из «категории шесть», он был знаком не первый год, австрийцев Ангерера и Райнера знал вприглядку, но в основном привалила молодежь, которым до «шестерки» было как до вершины Эвереста. Шумная, непосредственная — и уже успевшая крепко приложиться, вероятно, по случаю все того же дождя.

Достали, стукнули донышками по полу… Понеслось!

Вначале было интересно. Спели «Первый перевал», причем сразу на трех языках, Сандри и Менти (новые костюмы, прически, как у киноактеров) смешно важничали, через каждое слово поминая Дуче, австрийцы хвастались новой, только что с армейских складов, «снарягой», грозясь отметить неизбежный грядущий аншлюс прямо на вершине Огра. Но больше орали, а еще больше — пили.

Хинтерштойсер накрыл кружку ладонью почти сразу, как только в ход пошла итальянская граппа. Решил поглядеть, что поделывает Курц, но такового в зале не обнаружил. Произведя несложное умозаключение, Андреас пришел к выводу, что Ингрид наверняка тоже исчезла. Привстал, убедился в собственной правоте — и принялся глядеть в потолок.

— Perche non bere? — с обидой в голосе вопросила незнакомая небритая физиономия, возникая над кружкой.

— E perche — perche! — ответил на языке Данте Хинтерштойсер — и вышел из Северного корпуса прямо под дождь.

3

Не спалось. Марек Шадов встал, накинул рубашку и с нехорошим вожделением поглядел на пачку сигарет, лежавших на тумбочке возле кровати Герды. Доктор Эшке, распуская свой потрепанный павлиний хвост перед синеглазой фройляйн Краузе, несколько приукрасил собственную биографию. Курить он действительно бросил в голодном 1918-м, но в Берлине, когда завелись пфенниги, снова приучился и задымил всерьез. Расстался с табаком лишь в Шанхае, и то не сразу. И вот теперь снова потянуло — острой холодной волной, уносящей в самый омут многоцветного бездонного водоворота.

«От нее ничем не пахнет…» Герда ошиблась. Запах был еле ощутим, призрачен и непонятен, как сама Вероника, но запомнился и никуда не исчез. Марек приказал себе не вспоминать… Не представлять… Не…

Подошел, стараясь не шуметь, к тумбочке, протянул руку, коснулся пачки — сухой безразличной бумаги. Отдернул пальцы, усмехнулся горько. Можно и не курить. Одеться, выйти в коридор и постучать в соседнюю дверь.

Он знал — откроют.

Глаза — в глаза! Губы — в губы…

А потом… А потом — ничего. Совесть, как известно, самый лучший друг, с ней всегда можно помириться[66]. Уже сейчас бесенятами из табакерки выскакивают и строятся в долгий, бесконечный ряд самые убедительные объяснения, оправдания, обещания, даже клятвы — ЕЙ, всему миру, самому себе, — что это лишь досадный эпизод, что никогда больше впредь…

Сигарету из пачки он вынул, вернулся к своей кровати, присел — и только тогда вспомнил, что забыл зажигалку. Значит, судьба! Курить — вредить здоровью, а лучший способ победить искушение — выйти в коридор, не забыв аккуратно прикрыть дверь.

Герда тихо заворочалась во сне. Он замер, как был, с незажженной сигаретой между пальцев. «Учти, Марек! Тебе придется полюбить двух женщин», — сказала ОНА перед тем, как примерить кольцо.

Где-то далеко, у самой кромки земли, хрипло расхохотался Мастер Теофил.

— Крабат!.. Кра-а-абат!..

* * *

Работодатель рассчитался с ним за три дня до отъезда. То, что мистер Мото сворачивает дела, Марек, конечно, знал — сам их сворачивал, но скорый отъезд все-таки удивил. Странный японец, не став ничего объяснять, сообщил, что заказал билет и для своего «доктора Ватсона» — на другой пароход, идущий совсем на иной материк. Уехать же настоятельно советовал, ибо в Шанхае становилось слишком жарко.

«Буки-о сутэро! Тэ-о агэро!..»

«Доктор Ватсон» (титул был новый, неожиданный, как и сам отъезд) сначала проморгался, затем задумался, а после твердо заявил, что никуда не поедет. Японцы наглеют, это понятно. Однако имеются дела куда более важные, чем всякое там «нигэру-то уцу-дзо».

Взгляд мистера Мото был способен створожить целую бочку молока. Марек сообразил, что его видят насквозь, причем куда четче, чем на экране в кабинете рентгенолога.

Не сдержался. Кислота плеснула в огонь.

— Да-да, мистер Мото! Из-за НЕЕ! Но это мое дело! Личное, понимаете?

Работодатель вместо ответа пожал пиджачными плечами.

Войны между грозным О'Харой и скромным, хотя и странным японцем так и не случилось, и Марек несколько раз виделся с НЕЙ без всякого риска заработать случайную пулю. На улице, в клубе, у касс «Южно-Китайского банка» и, как в тот раз, среди ресторанных пальм. Хотел заговорить, объясниться — не смог. То ОНА была не одна, то он — в случайной компании.

Промолчал, но запомнил ЕЕ взгляд. Так смотрят на кота с помойки, посмевшего улечься посреди семейной кровати.

Марек понимал, что все безнадежно, бессмысленно. Но взять и сбежать?

Нет!

В порт мистер Мото ехать ему не велел. Незачем — и опасно. Простились в пустой гулкой квартире, откуда уже успели вынести вещи. Работодатель адреса не дал и писать не обещался. Совет дал один: не забывать, но вспоминать пореже.

Уже перед самым расставанием мистер Мото, хлопнув себя по лбу, посетовал на собственную рассеянность — и попросил выполнить одну пустяковую просьбу. Марек Шадов прекрасно знал цену пустяковых просьб странного японца, но отказать не мог. Мистер Мото открыл чемодан…

— Подставляйте ладонь!

Бумажная упаковка — легкая, маленькая, на две коробки спичек. Просьба же оказалась и в самом деле несложной. Следовало прибыть на место — и вручить посылку тому, кто будет слева. Но предварительно развернуть, дабы удостовериться в том, что нет никакой ошибки.

Марек понял далеко не все, но обещал. Простились. Через несколько дней посыльный принес простой белый конверт, внутри которого оказался билет в «Нанкин Гранд Театр». «Серенады Джека Картера», начало в 19.00, ряд второй, место восьмое. Итак, содержимое пакета предназначено тому, кто окажется рядом, на месте № 7. Лишь насчет ошибки ясности по-прежнему не было. Кто может ошибиться? И в чем?