Будь моей - Джоанна Линдсей

— Дело в том, Алин, что их там не несколько воришек, а целое селение конокрадов.

— Я сказала, что сама верну своих лошадей, и вся ответственность за это на мне! А пока мы тут болтаем, следы заметает снег. Если хочешь помочь, поднимай остальных и догоняй меня. Но я отправляюсь немедленно.

Ей пришлось слегка отпихнуть его, чтобы освободиться, и было невыносимо сознавать, что этот толчок ничего бы не дал, если бы Василий не потерял равновесие в глубоком снегу. Его надменность была отвратительна, и Александре хотелось сказать ему об этом на прощание, но не было времени.

От толчка Василий чуть не упал, и, когда ему удалось восстановить равновесие, Александра была уже у дальнего конца загона и почти исчезла в белом вихре, окутавшем лагерь. Он закричал, призывая на помощь своих людей, но времени оставалось в обрез: только вскочить на своего жеребца, чтобы не потерять ее. Весьма сомнительно, чтобы кто-нибудь услышал его крики, но в тот момент Василий не особенно беспокоился на этот счет, а когда наконец он догнал эту глупую женщину, то уже был готов свернуть ей шею, а для этого помощи не требовалось.

Собственно говоря, Василию так и не удалось догнать Александру. Он не ехал по следу, как она, а просто старался не потерять ее из виду. Но снегопад становился все гуще и плотнее, и наконец Василий перестал различать ее фигуру и, придя в ужас, закричал, хоть и понимал, что она не может его услышать.

Хотя теперь дорога была уже неразличима, Василий не сомневался, что они все еще едут по ней, а конокрады, покружив вокруг лагеря, снова вернулись к тропе. В конце концов это был самый безопасный путь, а с наступлением ночи по нему можно было двигаться достаточно быстро.

Когда начало смеркаться, Василий снова впал в панику, потому что не взял с собой ничего, чем можно было бы зажечь факел, даже если бы ему посчастливилось найти какой-нибудь пригодный для этой цели материал. Он нещадно пришпоривал своего чалого, но местами спуск оказывался слишком крутым и предательским, потому что дорога была не видна под толстым слоем снега, и жеребец уже не раз внезапно останавливался, поскользнувшись и проехав некоторое расстояние на коленях. Поэтому он наотрез отказывался бежать быстрее.

Когда наконец наступила ночь, Василий понял, что испугался напрасно. Снегопад оказался ему на руку: эта ослепительная белизна оттесняла мрак ночи и позволяла видеть далеко вперед — конечно, когда вихревые порывы ветра не слепили глаза.

Прошли уже часы — Василий не знал, сколько часов, но знал, что ему суждено умереть: он медленно замерзал и уже не чувствовал онемевших конечностей. Он держался в седле только ценой невероятного усилия воли, одержимый решимостью убить эту глупую женщину… нет, сначала насладиться ею, а потом уж убить.

Ветер внезапно стих, а через несколько минут прекратился и снегопад. Наверное, слегка потеплело, но граф был в таком состоянии, что не мог заметить разницы. Зато он заметил другое: поросли дубов и елей по обе стороны дороги стали гуще. Как бы там ни было, но ему удалось добраться до подножия холмов, до их нижних склонов. Среди этих холмов жили люди, там затерялись целые деревни, и в уютных хижинах был огонь, горячая пища и питье. Если бы Василию удалось продержаться еще версту-другую, он мог бы и выжить.

Но прежде чем он успел додумать эту мысль до конца, Александра круто свернула с дороги на юг, и Василий застонал: несколькими минутами раньше он бы, наверное, и не заметил этого и проехал бы мимо того места, где след сворачивал в сторону, и тогда бы уже окончательно потерял ее из виду.

Теперь, когда ветер стих, он снова стал кричать и звать ее, но девушка уже исчезла. Когда Василий добрался до того места, где она только что была, он снова увидел ее, но уже далеко впереди: она продолжала идти по следу. К тому же Александра уже не спускалась вниз по склону, наоборот, след начал постепенно подниматься вверх по узкой тропке, вьющейся меж камней.

Василий снова начал выкрикивать имя девушки, и на этот раз Александра его услышала и даже повернула голову, но не остановилась, а, наоборот, пришпорила свою лошадь.

Это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения! Теперь Василий действительно был способен убить ее, когда догонит, если, конечно, до этого они оба не замерзнут. К счастью, лошадь Александры, как и жеребец Василия, тоже не стремилась нестись галопом, поэтому оторваться от графа Александра не могла, но продолжала сохранять прежнюю дистанцию.

Василий подумал: не выстрелить ли из пистолета, который он предусмотрительно заткнул за пояс?

Остановит ли ее это или, наоборот, заставит поторопиться? Несколькими выстрелами, возможно, и удалось бы остановить девушку и заодно выяснить ее намерения. Но не исключено, что у нее тоже есть оружие, и, решив, что он собирается ее убить, Александра может и не промахнуться. Пожалуй, она действительно начнет стрелять — просто в отместку, — ведь речь идет о ее лошадях, а те значат для нее куда больше, чем он. Чертовы клячи! Он бы не мерз здесь теперь, если бы…

Внезапно впереди замигали факелы. Они наткнулись на какую-то деревушку или на воров, а может, и на то и другое сразу. Но Александра и не подумала остановиться, а продолжала гнать коня на свет факелов, и через несколько минут граф понял почему. Ее табун! Она увидела своих лошадей и, вероятно, пришла в такую ярость, что даже и не подумала об опасности, возможно, подстерегавшей ее. Ослепленная гневом, девушка была не в состоянии действовать разумно. Василий не мог ни остановить, ни предостеречь Александру, только бессильно наблюдал, как она врезалась в самую гущу разбойников — а тех было не менее полудюжины — и начала размахивать во все стороны хлыстом, который после той потасовки всегда носила на поясе. Ей удалось рассеять бандитов. Кони встали на дыбы. Один из воров вылетел из седла и покатился вниз по склону. Другой поднял пистолет, но тот был мгновенно выбит ударом ее хлыста. Остальные спешились. Тропинка была слишком узкой, чтобы на ней могло уместиться столько лошадей одновременно, и разбойники, очевидно, собирались столкнуть Александру вниз прежде, чем она нанесет им серьезный урон.

Василий выхватил пистолет и выстрелил. Перезаряжать его не было времени, и граф швырнул оружие в снег и выхватил саблю. И все равно он подоспел слишком поздно: бандиты уже стащили Александру с лошади, факелы погасли, и Василий не мог разглядеть, что происходит с девушкой.

Раздался выстрел — на сей раз стреляли в Василия. Но граф настолько оцепенел от холода, что даже не мог понять, ранен или нет. Понадеявшись, что нет, он накинулся на бандитов и начал работать саблей, размахивая ею направо и налево.

Бандиты снова бросились врассыпную, испугавшись его клинка несколько больше, чем хлыста Александры, но не разбежались слишком далеко и, остановившись поодаль, размахивали своим оружием — кинжалом, двумя саблями и дубинкой, но пистолетов у них Василий не заметил. Теперь наконец граф смог разглядеть Александру.

Она барахталась в снегу, а один из бандитов пытался прижать ее к земле и связать веревкой. Увидев, что мерзавец посмел дотронуться до девушки, Василий обезумел от ярости и, не раздумывая о том, что теряет свое преимущество всадника, ринулся на разбойника и начал молотить негодяя рукояткой сабли по голове, пока тот не потерял сознание.