Инквизитор. Раубриттер - Борис Конофальский

— А коли совсем плохо будет, так бежать лучше с деньгами, чем без денег. А с такими деньжищами и в землях короля, и у еретиков, и еще Бог знает где, можно удобно обосноваться.

А Волков все равно молчал, думал и думал. Но склонялся к правоте монаха. Чего уж там, чертов монах был, конечно, прав. К чему отказываться от денег, раз они сами в руки плывут. Он теперь зять графа и доверенное лицо епископа, его имя известно всему графству, отчего же не пользоваться этим? А с деньгами ему и вправду будет спокойнее. Ну, а если они не пригодятся, так он вернет заем. А уж с процентами он как-нибудь тоже расплатится.

Да, чертов монах был как всегда прав!

Он отошел от брата Семиона и, подойдя к офицерам, что ждали его, крикнул:

— Сыч!

— Да, экселенц, — отозвался тот, подходя к нему.

— Найди землемера Курца, спросишь про него на почте. Спроси у него, какая харчевня в городе лучшая, а как он ответит, так пригласи его и пятьдесят его бывших сослуживцев на пир в честь моей свадьбы. Потом спеши в ту харчевню и закажи лучший ужин для пира. И не скупись, — он протянул Сычу десть талеров и, подумав, достал еще два, — скажи, что бы вино было самое лучшее.

— Сделаю, экселенц, — обещал Сыч.

— Господа офицеры, — продолжил Волков, обращаясь к Бертье, Рохе и Рене. — Сыч сообщит вам, где будет пир. Встретимся там вечером.

Посмотрим на здешних господ, что служили у императора в ландскнехтах. Максимилиан и Увалень, вы со мной.

Он вернулся к монаху, помолчал и, взглянув на него, сказал:

— Что ж, давай попробуем завести себе ангелов хранителей в этом славном городе.

Не так уж просты были купчишки, банкиры и главы гильдий. Будь они просты, никогда им не стать городскими нобилями. Как ни был красноречив монах, как ни говорил им о важности рыцаря божьего, что он теперь еще и родственник графа, не хотели они давать пять тысяч золотых без обеспечения. И поручительство старого епископа, хоть и помогало в деле, но не слишком. А с другой стороны ничего не дать, все-таки, они не могли. Особенно после того, как монах напомнил отцам города, что господин фон Эшбахт может легко выставить триста добрых людей в броне, с железом и огненным боем, таких хороших, что городскому ополчению до них далеко будет. Тут, конечно, нобилям ответить было нечего. После двух осад города за последние десять лет не было в городе такого человека, что не понимал бы, что всем нужны хорошие друзья, особенно такие, у которых есть триста добрых и крепких людей с сержантами и офицерами вместе.

Дали ему денег под великий процент. Под четыре сотых в год, всего тысячу двести гульденов, но дали. Бумаги составляли и считали деньги весь день без обеда. И уже к вечеру два тяжелых мешка Максимилиан и Увалень тащили из ратуши к коновязи.

Волков шел позади них. Он был доволен. Золото!

Ничего лучше, чем трактир «Веселая грешница», Сыч не нашел.

Трактирчик этот был не Бог весть что, но именно его посоветовал землемер Куртц. И гостей пришло намного больше, чем собирался пригласить Волков. Зато гости были как раз такие, что надо.

Офицеры, сержанты, корпоралы и старшины из ландскнехтов Его Величества Императора, что служили в Южной роте Ребенрее.

Некогда это были грозные воины, а сейчас все они были почтальонами и таможенниками, счетоводами в имперских складах и писарями при государевых службах. И среди этих резаных, колотых и увечных людей, прошедших тяжкие горнила войн, он и все его офицеры чувствовали себя прекрасно. Не то, что среди спесивой знати. Это были его люди, с ними он с удовольствием пил, им он заказывал самые лучшие кушанья. И пиво, и вино лилось в тот вечер рекой. И он им нравился, он чувствовал их приязнь. Кавалер не скрывал, что начинал простым солдатом, и ему было приятно видеть удивление на лицах этих смелых людей, когда они узнавали об этом.

И этим людям он нравился не потому, что угощал их, а потому что он одним был из них, вышел из них и по-прежнему не чурается их общества.

Он был пьян и весел, орал вместе с ними тосты за здравие Императора, кричал во славу Имперскому домену, родине всех ландскнехтов. А еще и пел с ними похабные солдатские песни, когда они уже расходились по домам ночью.

Он смеялся с ними, когда они желали ему ехать домой и как следует натянуть графскую дочку, раз пришелся такой случай. Он обещал им так и сделать.

После того, как все разбрелись, он садился со своими офицерами на коней и ехал по ночному Малену к резиденции графа. Ехал и все еще улыбался, вспоминая веселый вечер. Да, он потратил кучу денег на него, да и черт с ними, денег у него дома мешки стоят.

Главное, что теперь, если герцог фон Ребенрее решит собрать здесь, в Малене, ополчение, мало кто из местной роты ландскнехтов встанет под его знамена. Не пойдут солдаты против собрата. Ну, во всяком случае, не все.

Он поймал какого-то лакея, что еще не спал, и потащил к себе в спальню, чтобы тот помог снять ему сапоги, за что лакей был премирован талером от щедрот зятя графа. Естественно, они немного пошумели, роняя на пол и меч, и сапоги, и стул еще, чем разбудили госпожу.

Госпожа фон Эшбахт выразила недовольство, что господин фон Эшбахт ее будит посреди ночи. Но сделала она это зря, так как господину фон Эшбахту была плевать на ее недовольство. И он, узнав, что она не спит, сообщил ей, что намерен взять то, что принадлежит ему по праву, если даже госпожа фон Эшбахт и будет тем не довольна. Госпожа фон Эшбахт пыталась отказаться от чести, сказав, что это ей не по нарву и что она хочет спать. Но господин фон Эшбахт сообщил ей, что ему все равно, что она сейчас хочет, пусть она даже спит, если ей так будет угодно, а он будет делать то, что ему советовали господа ландскнехты Его Величества из Южной роты Ребенрее. Госпожа фон Эшбахт поинтересовалась, что же посоветовали господину фон Эшбахту его дружки и собутыльники, бродяги и ландскнехты Его Величества. На это господин фон Эшбахт отвечал ей, что добрые и набожные господа-ландскнехты посоветовали ему как следует натянуть графскую дочку на то, что другим человеческим дочерям по сердцу, и он это сделает, даже если графской дочери это будет не мило. И госпожа фон Эшбахт, услышав непреклонный тон господина фон Эшбахата, смирилась с участью своей и принимала его покорно, даже когда почувствовала, что от господина фон Эшбахта несет, как от пивной бочки.

Уехать с рассветом, конечно же, не получилось. Начали грузить на телеги все приданое жены, так телег не хватило. Пришлось в город посылать людей для найма других телег. Мебель, посуда, спальные принадлежности, одежда, материя, еда, вино. Мешки, тюки, телеги — все это таскалось и пересчитывалось. Управляющий для этого приехал из поместья графа, он сообщил Волкову, что скот и восемь крепостных-дворовых, четверо каждого пола, положенные по брачному контракту за Элеонорой Августой, уже направлены в поместье Эшбахт.

— А деньги? — спросил Волков, осматривая отличную медную посуду для кухни, что укалываясь на телеги. — Когда мне передадут золото, что причитается за женой, и серебро ей в содержание?