Тайная страсть Гойи - Екатерина Лесина

Диего возлежал на подушках.

Пожалуй, не знай Альваро истинного положения дел, он счел бы старшего из братьев действительно больным. Диего выглядел бледным, изможденным.

— Но убийство! Да кому надо убивать этого… недоумка?!

Он ткнул пальцем в Альваро, который старался держаться в тени.

Жеребца было жаль. Лошадей он всегда жалел, в отличие от людей. И подумалось, что, случись Альваро пристрелить Мануэля, сожалений он испытывал бы гораздо меньше.

— А вот он… Убить такую лошадь! Да ты хоть представляешь, недоумок, сколько она стоила?!

— Мануэль, помолчи. — Голос Диего был слаб, и все же младший брат мгновенно смолк, почтительно склонил голову. — Из-за твоей… шутки…

Он произнес это так, что стало очевидно, что шутку шуткой он вовсе не считает, но признает слова Мануэля за истину лишь из нежелания порочить честь семьи очередным разбирательством.

— …мой человек мог серьезно пострадать. Он сделал то, что должен был, и будет в своем праве, если потребует расследования…

Альваро хмыкнул.

Что ему это расследование? Кто он? И что значит его слово против слова благородного идальго из хорошей семьи?

— Но мне кажется, что будет достаточно, если ты извинишься.

— Я?!

Возмущение было столь искренним, что Альваро не сдержал усмешки.

— Это он… он убил твоего жеребца!

— И стоимость его вычтут из твоего содержания, — произнес Диего, откидываясь на подушки. — Мануэль, мне кажется…

— Держи. — Мануэль сорвал с пояса кошель, который швырнул на стол. — Это тебе за коня. И ему… в качестве извинений…

Он не вышел — выбежал из комнаты, хлопнув напоследок дверью так, что с потолка побелка посыпалась.

— Злится, — заметил Альваро.

— Вы целы?

— Да.

— Вы могли погибнуть. — Это не было вопросом, но лишь констатацией факта. И Альваро кивнул, но счел возможным уточнить:

— Вряд ли он действительно собирался убить меня. Скорее всего, просто хотел, чтобы я убрался из дому…

— Искалечить. — Диего потянулся к кошельку, поднял, взвесил на ладони. — Надо же, интересно…

— Мне жаль вашего коня, и если бы…

— Пустое.

Альваро мотнул головой. Сколько стоит такой жеребец? Куда больше, чем заплатили бы за шкуру Альваро и в лучшие для него годы.

— Это лишь животное. Мне жаль его, но человеческую жизнь я ценю больше. Но странно. Норов у него был дурным, однако взбеситься… Второй случай. Это может быть случайностью?

Он ответил сам себе.

— Не думаю. Мануэль действительно неплохо разбирается в лошадях. Это его талант, пожалуй, единственный. Он не очень умен, но недооценивать его не стоит.

— Его били.

— Мануэля? Не знаю.

— Жеребца. Я смотрел на ноги. Шрамы тонкие, недавние… Если его били, пугали, а потом свистели, то он мог бояться свиста…

Диего, подумав, кивнул, но все же добавил:

— Мануэль вряд ли стал бы заниматься этим сам. Значит, кто-то ему помогал, и это все осложняет. Я верил людям. Они служили еще моей тетушке… Впрочем, рассказывай.

Альваро принялся излагать, что узнал.

А узнал он не так и много. Впрочем, Диего и не подумал упрекать за недостаточную старательность. Слушал он внимательно, не выпуская из рук кошеля.

— Вот значит… Лукреция и Франсиско. Не удивлен, честно говоря. Нет, не то чтобы у меня имелись подозрения. Но если это правда, а я склонен думать, что правда, то сестрица умело скрывала свою страсть. Хотя, зная ее, дело вовсе не в любви.

Альваро кивнул.

Лукреция, за которой он последние дни наблюдал, пусть издали, но все же, не производила впечатления женщины, способной потерять голову от любви. Скорее уж чувствовалась в ней некая театральность, избыточность эмоций, каковая бывает при попытке эти самые эмоции изобразить. И чутье подсказывало Альваро, что на самом деле Лукреция куда более хладнокровна и расчетлива, нежели можно подумать при первом с ней знакомстве.

Роман с художником?

Вполне возможен. Но не из любви. Тогда зачем рисковать? Лукреция всецело зависела от милости своей тетушки, и откажи ей покойная герцогиня от дома, Лукреция оказалась бы в положении крайне неудобном.

— Она всегда стремилась напакостить тетушке. Не спрашивай, я не смогу объяснить эту сторону женской натуры. Никакого смысла, но…

Диего развязал кошель и перевернул.

— И вновь же, интересно…

На постель, белую, воздушную, высыпались золотые монеты. Аккуратные. Сверкающие. Новенькие.

— И откуда они взялись?

Диего поднял одну, повертел в пальцах и протянул Альваро.

— Возьми.

Монета выглядела настоящей.

Почти настоящей. Если бы в свое время Альваро не случалось свести знакомство с человеком, чья профессия была не менее рискованной, нежели его собственная, пусть и не связана с войной, он бы искренне поверил, что новехонький золотой именно из золота и сотворен.

— Подделка. — Альваро прикусил монету. — Но хорошая, свежая… Смотрите, как блестит. Только-только из-под пресса.

— Надо же! — Диего восхитился вполне искренне. — И вот теперь возникает очередной вопрос.

Он сцепил руки на груди, уставился на Альваро мрачным взглядом.

— Получил ли мой бедный бестолковый брат эти деньги в качестве, допустим, выигрыша… Хотя до сего дня он исключительно проигрывал. Или, скажем, в уплату долга… Не важно, главное, знает ли он о том, что золото фальшивое?

— Я выясню. Постараюсь.

— Спасибо.

Альваро пожал плечами: благодарить его пока было совершенно не за что.

Тем же вечером состоялась еще одна встреча, к которой Альваро не был готов.

Донна Изабелла явилась в его комнату в сопровождении господина вида весьма строгого. Чем-то он напомнил Альваро одного из раскормленных воронов, которых держали при дворе. Господин ступал важно, степенно, и в каждом жесте его сквозило осознание собственного величия.

— Добрый вечер, — заговорила донна Изабелла голоском тоненьким, и руками всплеснула, и головой покачала. — Мануэль мне рассказал о том, что случилось! Боже мой, бедный мальчик так испугался…