Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

Тишина вечерней земли и воды умиротворённо подействовали на Простована – прилёг на траву у костра.

– Крылатый конь? – недоверчиво спросил. – Ты на нём прилетел? А куда подевал?

– Здесь. Тебя дожидается. – Старик прищурил маленькие чёрные глаза, похожие на чёртиков, прячущихся под седыми кустами бровей. – Только тебе после гульбища не мешало бы это… или под дождь или в баньку сходить. Или искупаться. Иначе Пегас не подпустит к себе. Он такой. С характером.

Чувство брезгливости заставило не только скривиться – парень даже сплюнул, отворачиваясь.

– А ты откуда знаешь про мою гулянку?

Азбуковедыч потыкал пальцем в небо.

– Или ты всё ещё не веришь в небесную канцелярию?

– А ты возьми и докажи. Делов-то. Ненадолго задумавшись, старик пробормотал:

– Да будет свет, да будет дождь… Кажется, так… – Он отошёл в сторонку и, продолжая что-то бормотать, в ладоши звонко хлопнул.

В небесах неожиданно ярко сверкнуло, и через несколько секунд над головами прокатился громовой раскат, заставляя парня содрогнуться – и жутковато вдруг стало, и весело; вот это старик – громовержец, можно сказать. Первые капли зашипели на огне, засверкали, гвоздочками втыкаясь в траву под ногами, в сухую вечернюю пыль. Через минуту костёр погас.

Звонкий дождик ливанул – заиграл как ливенка, у которой сотни тысяч кнопочек из перламутра…

Они спустились к берегу. Подкидыш разделся под деревом, выпугнул какую-то птаху из ветвей. Вода – как это всегда бывает под дождём, – необыкновенно тёплая, парная. Временами в облаках луна светила, мелко заштрихованная косыми и стремительными строчками. Дождь неожиданно усилился – на реку сыпом сыпалось будто бы сухое многоточие дождя – бесчисленные точки сначала отскакивали от поверхности, и только потом уже река принимала небесную влагу, признавала её родство со своею земной стихией. Простован купался с превеликим удовольствием, хотя и не решался отплывать от берега – жутковастенько по темноте. Дождь прошёл короткий, как по заказу; хотя, возможно, так оно и было, только Ивашка поверить в это пока не мог. А после дождя, после благодатного купания было то, что старик обещал.

2

Сначала странный свет сверкнул под небесами – точно промелькнула падучая звезда, серебряной строчкой сгорая за вершинами тёмного бора. Затем впереди что-то стало сиять молочно-туманным сиянием, будто с неба слетевшим или встающим из-под земли. Слегка засветились вершины ближайших деревьев, засеребрились кусты, и вот уже трава, цветы, листва, мокрые после дождя, – всё заиграло, засверкало перед глазами изумлённого Ивашки. А вслед за этим на несколько мгновений вдруг сделалось так ярко, так жарко – словно что-то загорелось поблизости. Но этот диковинный жар был не снаружи, а внутри – сердцу стало жарко, а вот спину будто мороз коробил. Парень вдруг испугался до того, что зажмурился. А когда открыл глаза – старик уже успел преобразиться: переодетый во что-то белое, ослепительное, он теперь был не Старик-Черновик, а тот самый Белинский, с которым Ивашка недавно шараборился по Стольному Граду.

– Не бойся, – успокаивал Белинский. – Это конь смирённый. С лирическим уклоном. Хотя и забывать не надобно о том, что у коня – перед кусается, а зад лягается.

Чудное сияние убавилось, и волненье в сердце улеглось, и вот тогда из тёплого вечернего тумана показался белый крылатый конь. Земля под ним горела – там, где он ступал – серебряные оттиски подков пламенели на земле как полумесяцы.

Подкидыш, знакомый с кузнечным рукомеслом, восхищённо присвистнул.

– Я отродясь таких подковок не встречал!

– Ну, так ещё бы! – Старик стал рассказывать, какое великое это искусство – подковать Пегаса. Какие тонюсенькие требуются ухнали – специальные гвоздики для подков. А дальше – увлекаясь и вдохновляясь – Оруженосец от литературы начал пространную завиральную повесть о том, как помогал подковывать блоху одному хорошему русскому писателю.

– Блоху? – удивился Простован. – А зачем писателю блоха, да ещё с подковками?

– Блохи, Ваня, к сожалению, встречаются у писателей и поэтов. Причём литературная блоха такая тварь, что ты её дустом не выведешь. Возьмём классический пример из Лермонтова:

«И Терек, прыгая, как львица с косматой гривой на хребте…» Не помнишь эти строки? Не проходили в школе? Проходили? А когда проходили, ты не обратил внимания, что гривы у львицы не бывает. Грива – это признак льва.

– Я запутался. – Подкидыш встряхнул головой. – Ты начал про блоху, а теперь на льва перескочил.

– Ну, я же, Ваня, говорю, у одного хорошего писателя мастер был такой – левша. Он блоху подковал.

– А зачем? Блоху нужно к ногтю. Она же, собака, кусается.

– Да ещё как! – согласился старик. – Помню, с Горьким работал над пьесой «На дне», так меня эти блохи едва не загрызли. Горького они уже давно узнавали в лицо, а на меня набросились. А насчёт того, что пользы нету от блохи, даже подкованной – это верно. Что тут скажешь? «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить». А впрочем, и другие не лучше. Дон Кихот в Испании родился, так ведь и его нельзя понять. Какого чёрта он все мельницы порушил в родном отечестве? Ты можешь мне сказать?

– Дон Кихот? А кто это? – Ивашка перестал моргать. – Я только этого знаю… Тихого Дона…

Запрокинув голову, старик захохотал, мерцая острым зубом, похожим на перо от самописки.

– Стало быть, ты не читал ни «Левшу», ни «Правшу»? Ни «Дон-Кихота», ни «Дон Жуана»?.. Эх, Ваня, Ваня! Тайга замшелая! Тебе ещё учиться да учиться!

– Да я не против.

– Это обнадёживает. – Старик сунул руку в карман и показал такое что-то, что сказочным светом озарило тёмную ладонь.

– Ох, ты! – Парень наклонился. – А это что?

– Волшебные лунные лучики. Я их забиваю вместо ухналей. Бывший работник кузницы раззявил рот.

– Да как их можно забить?

– Ногтем. Пальцем. А как же? Тут не кувалдой махать. Дело тонкое. А там, где тонко, так и врётся.

– Рвётся, ты хочешь сказать?

– Я всегда говорю то, что хочу. – Помолчав, Оруженосец опять засунул руку в карман. – А вот это – посмотри – это звёздные лучики. Тоже годятся для ковки Пегаса. Всё зависит от того, какая масть у лошади. А слово масть – от слова «мастер». Соображаешь?

– Интересно. – Парень затылок почесал. – Азбуковедыч, а где ты берёшь такие гвоздочки?

Делая вид, что не слышит, Азбуковед Азбуковедыч спрятал «гвоздочки» в левый карман, а из правого достал россыпи старославянского алфавита, который вдруг превратился в пригоршню золотого овса.

– На, Ивашка, промокашка, покорми. Путь был далёкий, долгий. Крылач проголодался. Покорми. Пускай привыкает к тебе.

Послышалось тёплое дыхание Пегаса, наклонившегося над золотом овса. Мягкие губы крылача приятно пощекотали ладонь – всё подобрали до крошки. Смелея, парень потрепал Пегаса по косматой гриве, почесал широкое крыло, с которого вдруг посыпалась звёздная пыль…