Нечеткая грань - Михаил Март

— Кошмар. И это с твоим талантом! Скажи, Афоня, а ты эскизы не под кайфом делаешь?

— Мне кайф не нужен. Не знаю, как свою фантазию унять.

— Значит, ты гений! Пожалуй, я смог бы перенести любой из твоих эскизов на стену. Манера письма у тебя несложная, но создать оригинал, сам эскиз… Нет! Ничего похожего и в голову не приходило.

— Могу подарить парочку. Гляди, сколько их. Больше сотни. Я еще наклепаю. Они мне во сне снятся, ночью просыпаюсь и зарисовываю, пока не забыл.

— А мне ничего кроме кошмаров не снится. Петр разлил дорогой коньяк по граненым стаканам.

— Плевать на кошмары, Пит. Главное, что ты не знаком с нуждой. Страшная штука. Вечная неприкаянность. Мотаешься по городам и клянчишь работу в каждой вонючей забегаловке, а на тебя смотрят, как на прокаженного, эти жирные рестораторы, и ничего-то им не надо, кроме денег.

— Путешествуешь на «Газели», что стоит под окнами?

— Мы же на ней приехали сюда, Пит.

— Помню. Меня другое удивило. У тебя на ветровом стекле пропуск окружной прокуратуры с печатью.

— И ты попался? — рассмеялся Афанасий. — Сам нарисовал. И печать тоже. У меня нет прав. А с пропуском гаишники не останавливают. Подумай сам, как мне все свое хозяйство перевозить? Стремянка, и та моя. Заказчики ничего не предоставляют, только бесплатный обед.

Семенов допил коньяк и вернулся к эскизам.

— Говоришь, подарить можешь?

— Выбирай.

— Все!

— Обречешь меня на голодную смерть.

— Выбрать невозможно, Афоня. Каждый эскиз — шедевр. Будь у меня такой талант, я бы нашел ему применение. Открыл бы выставку в Париже или Амстердаме. Весь мир поставил бы на уши.

— А до Парижа на «Газели» бы доехал, без прав и загранпаспорта, не зная языка и не имея представления о стране и ее законах.

— На Монмартре русских больше, чем французов, гроши зарабатывают на портретиках, нарисованных сангиной. Они укажут нужную дорогу. Главное — желание и напор. К цели любыми средствами. Азарт, наглость, настойчивость, вера в свои силы и удачу — и ты в полном порядке.

Афанасий рассмеялся.

— Отличные характеристики и ни одного попадания. Это все не про меня. Я тот самый лежачий камень, под который вода не течет. Но есть небольшой просвет. Через пару дней закончу панно в «Летучей мыши» и двинусь в один приморский городок. Получил заказ от состоятельного клиента. Обещал хорошо заплатить.

Петр сел на кушетку и закурил.

— Как он на тебя вышел?

— Не знаю. Заходил в «Летучую мышь» какой-то плюгаш, дал адрес, заплатил аванс. Тысячу долларов. Хорошо, что я не на стремянке стоял, на стуле сидел… Ну деньги, понятное дело, семье выслал, а сам навострил лыжи в теплые края. Скоро в путь.

— И как этого посредника звали? — спросил Петр.

— Степан. Отчество не сказал. Лет под пятьдесят ему. Одет солидно, возле кафе его ждал «Лексус» с шофером.

Семенов уже понял, что он должен делать. Нахмурился было, но, глянув на эскизы, вновь ожил. Что ни делается, все к лучшему. Это его шанс. Такой подворачивается раз в жизни. Законы джунглей еще никто не отменял. Пока на земле живет самый сильный зверь — человек, ничего в мире меняться не будет.

— Расскажи мне о себе, своих друзьях, о семье, а, Афоня? Ужасно интересно знать, как рождаются такие таланты. Не удивлюсь, если ты признаешься, что прилетел на землю с другой планеты.

Оба рассмеялись. Петр снова разлил коньяк и приготовился слушать занудливую песнь самородка.

* * *

Все закончилось. Стена в кафе «Летучая мышь» была расписана, с городом попрощались, и тихий, веселый гений простился с жизнью. Он лежал на полу в центре спортзала, а Петр сидел за столом и вклеивал свою фотографию в его паспорт.

Вчера, когда Семенов стоял в очереди за свежими парниковыми огурцами, к нему подошел парнишка и передал конверт. В конверте лежала пробирочка, очень тоненькая, а в ней белый порошок. К пробирочке с крохотной резиновой пробочкой прилагался листок бумаги с единственным словом «пригодится». Порошок попал в стакан с шампанским, выпитый Афоней в честь завершения работы. Они загрузили «Газель» и принялись пировать, чтобы наутро уехать из города. Утром Афоня не проснулся, его тело было уже холодным.

Когда стемнело, Петр вынес труп на улицу и загрузил в фургон. В кабине лежала карта автомобильных дорог, записка с адресом и прочерченный красным фломастером путь.

Афера с пропуском на стекле, придуманная художником, срабатывала, машину не останавливали ни на одном посту, но Петр не стал рисковать. Он изучил карту и на тридцать втором километре свернул с трассы на проселочную дорогу, которая вывела его к озеру с илистыми берегами. Тут было очень мелко. Петр привязал к шее художника груз — несколько «блинов» от штанги, взятых из школьного спортзала, и поволок труп на глубину. Уплыл метров на сорок от берега и отпустил покойника, тот сразу ушел на дно.

Вода была ледяная, пришлось отогреваться водкой, но теперь Петр ничего и никого не боялся, не думал о гаишниках, правах, запахе изо рта. Самое страшное его ожидало впереди.

На место он прибыл к вечеру следующего дня. Поднялся на третий этаж, позвонил в дверь. Вскоре она распахнулась.

— Добрый вечер, — улыбаясь, сказал Семенов. — Я приехал по вашему приглашению. Меня зовут Афанасий Утехин. Я художник.

Появление шефа в офисе всегда вызывало оживление. Всем хотелось поздороваться с хозяином, люди высыпали в коридоры и раскланивались перед ним. Некоторым он пожимал руку, красивым девушкам ручки целовал. Его считали самым демократичным фирмачом. За десять лет он не уволил ни одного сотрудника, платил премиальные, а под Рождество дарил подарки и каждого служащего знал по имени-отчеству. Подчиненные сожалели, что такой обаятельный и милый человек почти отошел от дел, передав управление заместителю. Дмитрий Андреевич Петляр, оставаясь владельцем фирмы, приезжал в офис не чаще одного раза в неделю. Высокий, статный, обаятельный, всегда безукоризненно одетый, он к своим пятидесяти двум годам перенес два инфаркта. У многих сотрудниц, смотрящих ему вслед, наворачивались слезы. Не дай Бог с ним что-то случится, фирма развалится. Нынешний руководитель не имел авторитета. Сотрудники называли Богданова Ник-Ник, сокращенное имя-отчество, считали, что он без царя в голове. Старается, пыхтит, но может быть лишь послушным исполнителем. Крупная фирма с большими оборотами капитала была ему не по зубам. Все понимали положение дел и молились во здравие Дмитрия Петляра.

Молоденькая секретарша, перешедшая по наследству к заместителю, увидев шефа в дверях, выскочила из-за стола, подбежала и поцеловала его в щеку.

— Как я рада вас видеть! К сожалению, вы бываете все реже и реже.