Наследница тамплиеров - Далия Трускиновская

План побега зрел долго. В этот план как-то ненароком вписалась фарца — чтобы добыть деньги, будущий профессор, договорившись с каким-то мутным дядькой, тайно торговал в университете, где учился на истфаке, джинсами непонятного производства. Деньги он обращал в старинные монеты. Наконец, когда группу лучших студентов послали на экскурсию в Варшаву, он прихватил с собой свою коллекцию и сбежал. Найдя убежище в костеле, он все рассказал священнику. Тот в годы войны прятал русских пленных и сумел понять, в чем дело. Дальше Александра передавали из рук в руки, пока одна добрая душа не привезла его в Брюссель. А в Брюсселе его приютило семейство эмигрантов, и он влюбился в хозяйскую дочку Вареньку. Варенька росла атеисткой, ей было все равно, в кого там верует избранник, ее друзья-студенты организовали крещение, и из соображений конспирации Александр стал Маартеном. Брак оказался неудачным: разведясь, будущий профессор твердо решил пойти в семинарию; знакомство с Марией ван Эйленбюрх было совершенно случайным; когда дошло до бракосочетания, он взял фамилию жены. Как раз тогда прогремел роман «Имя розы», и молодежь ринулась изучать средневековые ереси.

Александр-Маартен ван Эйленбюрх стал в конце концов видным специалистом по этой части, профессором, и именно с ним консультировался прадед Лео фон Рейенталь, задавая вопросы о тамплиерах, но об этом бельгийский гость до поры умолчал.

О том, что брат жены, специалист по физике тонких энергий, приезжая из Америки, много чего интересного рассказывал и на всякие занятные вопросы давал ответы, профессор тоже докладывать не стал.

Этот улыбчивый розовощекий седенький дедушка еще кое о чем умолчал. Институт, где он преподавал, оказался на грани финансового краха: давний спонсор скончался, а наследники мало интересовались философией, историей и теологией. Требовалось основательное денежное вливание. А из бесед с прадедом профессор понял, что ключ к сокровищам практически найден, осталось только перехватить его.

— Так вот, я вижу, вы хотите спросить, почему я ищу Леониду фон Рейенталь, — сказал ван Эйленбюрх. — Нет, она не мошенница, не воровка. Она невеста моего младшего сына. Они поссорились. Я искал ее, чтобы их помирить.

— Ясно, — ответил Кречет.

Теперь ему стало понятно, отчего Лео, при всем ее азарте, не проявляет интереса к мужчинам. Любит другого! Это сильный аргумент. И ссора серьезная, если она задумала начать новую жизнь на новом месте.

— Что касается человека, чье фото вы прислали, так это известный историк, у которого в последнее время проблемы, как бы деликатнее выразиться…

— Я понял.

— Близких у него не осталось, и я попробую о нем позаботиться. Все-таки мы переписывались, не чужой человек… Узнаю, есть ли в России пансионаты для таких, как бы сказать… Видите, как все удивительно совпало?

— Вижу.

— Я бы, может быть, и не полетел в Россию, но человек попал в беду…

— Как зовут этого человека? — спросил Кречет.

— Разве при нем не было документов? — удивился профессор.

— Не было, санитарка опытная, все обшарила.

— Его зовут Виктор Борисович Свирский. — Профессор вздохнул. — Погодите, я сейчас выйду в Интернет и покажу вам список его публикаций.

— Не надо, — стремительно ответил Кречет. Не то чтобы он был прост и незатейлив, как сибирский валенок, нет! Но он не любил заумного плетения словес и был уверен, что одни названия статей носатого деда могут довести до шизофрении.

— Вы сделайте так, чтобы фрейлен фон Рейенталь не знала пока о моем приезде, — попросил профессор. — Она особа с характером, к ней нужен подход. Просто сообщайте мне о всех ее делах, насколько это вообще возможно. О новых друзьях, о подругах, обо всем.

— Постараюсь.

— А теперь — могу я увидеться с Виктором Борисовичем?

— Я позвоню в богадельню… Что вы смеетесь? Это самая настоящая богадельня, один батюшка-энтузиаст открыл при храме.

Встреча теолога с историком состоялась через два часа в крошечном приемном покое. Носатый дед был в опрятной пижаме, в чистых тапочках. На профессора он смотрел испуганно — явно не узнавал.

— Виктор Борисович! — позвал ван Эйленбюрх. — Это я, Александр Сергеевич. Мы переписывались по поводу «Песни об альбигойском крестовом походе».

Но историк только съежился.

— Он вас боится, — догадался профессор. — Оставьте меня с ним, пожалуйста, я сумею его разговорить.

Очень коротко стриженный Кречет, хмурый и плечистый, в камуфле, в берцах, мог нагнать страху и холоду на кого угодно. Он сам это понимал и безропотно вышел в церковный дворик.

Там под кустом отцветшей сирени нашлась лавочка, покрашенная в зеленый цвет. Кречет уселся и задумался. Все-таки Лео здорово его зацепила.

А Лео в это время проводила последний инструктаж Ромуальда.

— Нужно понять, чем ее заставляли заниматься в «Инари», — говорила Лео. — Она девушка примитивная, но что-то же Успенскому от нее нужно.

Ромуальд мрачно кивал.

Гипнотизер давно такими штуками не занимался и не был уверен в успехе, а денег меж тем получил от Лео порядочно. И это его смущало: он понимал, что надо очень постараться, и при этом знал, что когда стараешься изо всех сил — непременно получается какая-то ерунда.

— Вы будете ждать внизу. Когда она придет, вы через пять минут подниметесь наверх, как бы случайно зайдете ко мне в номер. Я вас узнаю, напомню, как мы встречались в Москве, вы обрадуетесь, я вызову горничную, попрошу, чтобы заказала нам кофе. И запомните — меня зовут Лена. Вы — Рома, я — Лена, больше ей знать незачем. Потом я отправлю няню с ребенком вниз, на игровую площадку, и вы займетесь работой.

— Да…

Ромуальда еще кое-что смущало. Лео не обращала никакого внимания на его попытки добиться взаимности. А между тем она была как раз самой достойной кандидатурой из всех возможных: молодая, красивая, богатая, а что выше на полголовы — так это мелочи, в горизонтальном положении рост никакой роли не играет.

— Мы все подготовили? — спросила Лео.

— Свечка! — вспомнил Ромуальд.

— Свечка есть. Я взяла ароматическую. Чтобы она не удивлялась, почему я среди белого дня свечу жгу.

— Можно и ароматическую…

Час спустя началось то, ради чего Лео приехала в Протасов.

Анюта с Феденькой прибыли в гости вслед за Валентиной Григорьевной. Старушка совершенно искренне восхищалась отлично выкормленным и чистеньким ребенком, которого пустили свободно ходить по гостиничному номеру. Ребенок и впрямь был замечательный — сразу пошел на руки к чужой бабушке, не капризничал, смеялся, когда ему спели потешку про сороку-ворону. Анюта наслаждалась комплиментами — и теми, что ребенку, и теми, что себе, хорошей матери.

Когда вломился Ромуальд, все тоже прошло гладко. Валентина Григорьевна взялась отвести Феденьку на игровую площадку. Анюта сперва была против. Но Ромуальд привлек ее внимание к ароматической свечке. И, глядя на огонек, она принялась отвечать на его вопросы, а Валентина Григорьевна сразу же увела ребенка.