Под шафрановой луной - Николь Фосселер

– Уже четыре года, – начал султан, когда мужчины, один за другим, снова выпрямились, очистили руки от пищи и устремили на него внимательные взгляды. – Четыре года прошло с тех пор, как Аден перестал брать пошлину. Четыре года процветает и развивается султанат Лахедж, напрямую торгуя с чужеземцами и пользуясь их защитой. Уже четыре года сокровищницы Лахеджа набиваются дорожной пошлиной, пока наши пустеют и больше не пополняются деньгами.

Он сделал паузу и поочередно посмотрел на всех шейхов, согласно кивавших с одинаково огорченным видом.

– Торговцы жалуются, и крестьяне, и ремесленники, – взял слово один из них.

– И у нас, – подтвердил второй.

– Султан Лахеджа – предатель, – бросил третий с глубоким презрением. – Он предал традиции и своих братьев! Он продался чужеземцам, укрепив за их счет тылы, и плюнул на султанов Фадли и Акраби!

Султанату Акраби, находившемуся между Лахеджем и Аденом, очень маленькому по размеру и с давних времен соединенному узами тесной дружбы с Фадли, больше других угрожала растущая мощь Лахеджа, и он особенно боялся бедности рядом с могущественным и богатым соседом.

– Значит, плюнул и на нас! – горячо вступил следующий, вызвав одобрительный, гневный ропот всех собравшихся.

– Султаны Фадли и Акраби всегда были нам верными союзниками как в торговле, так и на войне, – согласился султан Салих. – Меня огорчает, что их положение ничем не лучше нашего.

– Чужеземец даже заблокировал гавань Акрабиса!

– Лахедж заплатил Фадли за молчание, чтобы немногим позже выступить против них под защитой чужеземца!

– Лахедж продает исключительное право на поставку в свой султанат рыбы, мяса, топленого масла и табака любому, кто предложит больше денег. Другие остаются ни с чем и лишаются дохода!

– Лахедж позовет на помощь чужеземца, едва почувствует угрозу от любого из нас!

Султан Салих поднял руку и подождал, пока утихнет возмущенный гул голосов и воцарится спокойствие. Его взор обратился в сторону мужчин, сидящих от него дальше всех, – по обветренным лицам, вылинявшим на солнце тюрбанам и одеждам и кожаным патронным лентам в них можно было узнать военных.

– Что вы скажете про Аден, Рашид? Вы последний, кто там бывал.

Все взгляды обратились к воину. Рашид ибн Хусам аль-Дин аль-Шахин явно был одним из самых молодых среди присутствующих. В его бороде, обрамляющей полные губы и подчеркивающей массивный подбородок, было мало седины, как и в длинных, по традиции его рода, волосах до плеч. Их иссиня-черный цвет гармонировал с оттенками рубашки, опоясанной на талии широким кожаным ремнем, несколько раз обернутого вокруг головы платка и свободных штанов, окрашенных в индиго, цвет воронова крыла, переходящий в темно-синий, фиолетовый и нежно-серый.

Даже если бы кто-то из собравшихся мужчин не знал Рашида аль-Шахина, он бы смог точно определить его корни. Потому что на сотни миль вокруг было немного племен, использующих краситель индиго, еще меньше тех, кто делал это с таким мастерством, и совсем немногие носили штаны вместо традиционных одежд. Так одевались только племена всадников с гор, и только женщины аль-Шахинов столь искусно покрывали рубашки своих мужей тонкой красно-белой каймой и украшали их коваными серебряными чешуйками. Говорили, людям с гор нельзя доверять, они коварны, вороваты и лишены понятий о чести. Но каждый присутствующий знал, что это не относится к племени аль-Шахинов – его мужчины славились своей воинственностью, и ссориться с ними не стоило. Аль-Шахины передвигались по горам и долинам вокруг Ижара столь же свободно, как в пустыне Рамлат эс-Сабатайн, жили скотоводством и коневодством и славились своим мастерством в соколиной охоте. Лучшие наездники аль-Шахинов уже многие годы верно служили султану Ижара.

Это относилось и к Рашиду, чье имя означало «праведное поведение» и совершенно ему подходило, как и его отцу Фадху и деду Хусаму аль-Дину. Тонкий как нитка шрам, белеющий на золотисто-коричневой коже, рассекал одну из его бровей, другой тянулся между глубоко посаженными темными глазами до крупного, выступающего носа. Похожие рубцы виднелись и на больших, сильных руках, обхватывающих пестрый стакан чая. Свидетельства того, что Рашид храбро завоевал место предводителя наемного войска султана Ижара. Он доставлял караваны султана в Аден целыми и невредимыми, прославившись воинскими качествами, а также исключительным умом и здравомыслием. И потому никого не удивило уважение, проявленное султаном к столь молодому человеку. Все с нетерпением и любопытством ждали взвешенного ответа Рашида.

– На дорогах к побережью через территорию Лахеджа и до Адена очень опасно, – наконец заговорил он. Его обтесанный песками и ветром голос прогремел глубоко и звучно. – Караваны без вооруженного сопровождения вряд ли смогут пройти невредимыми. Большие трудности создают горные племена – они нанимаются сопровождать караваны, получают большую часть денег и нападают на заказчиков прямо в дороге, когда предоставляется возможность.

– Как ведут себя чужеземцы? – поинтересовался султан.

– О большей части сражений им неизвестно, они почти не высовываются за пределы кратера. Разве только султан Лахеджа попросит о помощи – тогда они выставляют двух-трех человек, этого вполне достаточно, чтобы караваны в сохранности добрались из Лахеджа в Аден.

Лицо Рашида было непроницаемо, лишь едва приподнятая раненая бровь выражала его эмоции.

Султан кивнул, обдумывая и тщательно взвешивая услышанное, и наконец объявил:

– Мы больше не можем мириться, что чужеземцы помогают Лахеджу жиреть за счет других султанатов, а возможно, и расширить территорию. Мы должны как-то вмешаться.

Шейхи громкими возгласами одобрили решение султана. Когда они умолкли, Салих вновь повернулся к Рашиду:

– Как, по вашему мнению, мы можем это осуществить?

Рашид помолчал, уставившись в наполовину полный стакан чаю.

– Ведь вам не понаслышке известен образ мыслей и поведение чужеземцев, – неспешно добавил султан. – Вам приходилось жить среди них, вы знаете язык.

Рашид аль-Шахин многое повидал, вместе с отцом сопровождая торговцев Ижара в Сомали и Египет, еще подростком, едва его приняли в круг мужчин. Он помнил Аден еще до захвата капитана Гайнса и был среди тех, кто оказывал сопротивление в неспокойные первые годы присутствия англичан, а его отец заплатил за эту борьбу славной смертью воина.

– Я всегда проводил в Адене только то время, пока мы с моими людьми, приведя нетронутые караваны, дожидались выступления новых. А мое знание языка ограничивается самым необходимым, – скромно высказался Рашид, слегка поклонившись султану.

Султан улыбнулся. Скромность была одной из причин, по которым он сверх меры ценил предводителя воинов, но, видит Аллах, далеко не решающей.

Рашид поставил на пол пустой стакан и расслабленно положил запястья в тесно облегающих их кожаных манжетах на колени, сдержанно, но уверенно жестикулируя руками.