Наблюдательница - Каролина Эрикссон

– Так весь этот текст, который ты написала, это попытка… своего рода…

Сестра водит рукой в воздухе, пытается выразить свои мысли. Я поворачиваюсь к окну и смотрю во двор. На кухне дома напротив темно. Ни Лео, ни его отца не видно.

– Я снова начала писать после того, как увидела что-то, что напомнило мне о нашем с Петером браке. Сперва мне нужно было просто излить все, что было у меня на душе, на бумагу. Но потом… потом все изменилось.

Сестра следит за моим взглядом. Я знаю, о чем она думает. При чем тут соседи, о которых я ей рассказывала по телефону. Она поднимает руку, трогает пластырь у меня на лбу, спрашивает, что случилось и куда я ездила сегодня вечером. Но я не хочу пока об этом говорить. Не хочу рассказывать о том, что перепутала собственную жизнь с жизнью людей из дома напротив. Не могу объяснить. Я сама еще не поняла, как это произошло. Нужно подождать, пока сознание прояснится, пока все встанет на свои места.

– Когда Петер позвонил, – продолжаю я, – когда я поняла, что он хочет сохранить брак, книга стала меняться. Я думала, что если запишу на бумаге все, что произошло, ничего не утаивая, как бы ужасно это ни было, то смогу понять и простить Петера. И прежде всего – понять и простить себя саму. Только так у нас появится шанс спасти наш брак.

Сестра поднимает тарелку и протягивает мне. Я кладу кусочек пармской ветчины в рот. Знаю, что голодна, но все равно не чувствую голода.

– Мама всегда говорила, что работа – лучшее лекарство. Недавно ты тоже повторила ее слова.

Она жует печенье.

– Да, я не забыла. Как и о совете, что надо копать там, где стоишь.

– На этот раз я в буквальном смысле это и делала.

Мы какое-то время сидим молча, потом я продолжаю:

– С тех пор как умерла мама, я боялась, что что-нибудь случится, что я снова окажусь в сложной ситуации. Боялась своей реакции. Боялась, что снова потеряю контроль над своими чувствами и поступками. А потом Петер изменил мне, и произошло то, чего я так боялась. Я снова оказалась у опасной черты, но на этот раз ее не переступила. Я не сделала ничего, что заставило бы маму стыдиться за меня.

Я трогаю свечку, отчего язычок пламени дрожит.

– Это было как освобождение. Осознать, что я никогда больше не повторю ошибок прошлого, что я не та, какой была в молодости. В прошлом я справилась с этой ситуацией только благодаря маме. Но в настоящем нашла в себе достаточно сил, чтобы преодолеть трудности в одиночку.

Сестра снова берет мою руку в свою и гладит. Я вздрагиваю. Темная тень повисает над кухонным столом.

– Но то, что случилось потом…

Голос отказывает мне, я убираю руку, снова берусь за стакан.

«Ей нужно поехать в одно место.

Навестить кое-кого.

А потом все закончится. Порядок восстановится, грязь смоется. Раз и навсегда».

Рука сестры лежит на столе, но я притворяюсь, что не вижу ее. Я боюсь, она не захочет касаться меня, когда я расскажу, что произошло потом. Когда я расскажу о том дне, когда поехала поговорить с Анной.

Мне звонит незнакомая женщина. Представляется подругой Анны. В начале разговора она не плачет, но говорит тихо, приглушенным голосом. Спрашивает, близко ли я знал Анну. Я замираю с телефоном в руке.

– Простите?

– Ваш номер был в списке контактов в ее телефоне, возможно, вы знали друг друга.

Тон голоса не выдает подозрений или обвинений, но все равно мне становится не по себе и под конец я говорю только, что мы пару раз встречались по работе. И тут до меня доходит.

Знали. Был.

Почему она говорит в прошедшем времени?

– Мы связываемся со всеми знакомыми, – продолжает женщина. – По просьбе родственников.

Я не дышу.

– Это был несчастный случай. Все произошло очень быстро. Врачи говорят, она не страдала.

Она рассказывает, что они с Анной состояли в книжном клубе. В тот вечер встреча клуба должна быть дома у Анны. Но по прибытии гостьи сразу поняли, что что-то не так. Дверь была не заперта, внутри гудела пожарная сигнализация. В духовке они нашли сгоревший пирог, который Анна планировала подать к чаю. Стол она накрыть не успела. Судя по всему, хозяйка хотела забрать что-то из подвала – салфетки, или, скорее всего, пару бутылок вина.

Они нашли ее у подножия крутой лестницы в подвал. Она лежала с неестественно выгнутой ногой и застывшим взглядом. Одна из женщин начала кричать, но другие не поддались панике и вызвали скорую. Врачи констатировали, что Анна сломала шею, скорее всего, в нескольких местах, в результате падения с лестницы. Она была на высоких каблуках – она обожала каблуки. И несмотря на то, что тысячу раз спускалась и поднималась по этой лестнице, споткнулась и поскользнулась. Никто от такого не застрахован.

– Трагический несчастный случай, – продолжила незнакомка.

Она рыдает на другом конце трубке, женщина, которой выпало прозвонить мой номер. Наконец ей удается взять себя в руки. Она сморкается и говорит, что Анну уже не вернуть, но родные хотят, чтобы все, кто ее знал, были оповещены о ее трагическом уходе.

– Мы здесь в ее доме, родные и друзья. Мы думаем, это то, чего хотела бы Анна.

Я бормочу что-то в знак согласия, благодарю за звонок, она желает мне всего хорошего, и мы прощаемся. После этого я долго сижу с телефоном в руке и смотрю перед собой. Когда я в последний раз видел Анну? Или говорил с ней по телефону? Совсем недавно, но у меня ощущение, что прошла целая вечность.

Мы отдалились друг от друга после того, как в постели Анна сказала о моей жене: «Эта женщина не кажется нормальной». Впоследствии я понял, что в тот момент что-то изменилось, какие-то невидимые силы сменили курс. Если раньше они все время толкали нас друг к другу, то после того вечера начали тянуть в разные стороны. И то, что нас объединяло, испарилось, и на смену ему пришли тревоги и страхи Анны.

Я все реже звонил ей, отменил одну запланированную встречу, потом другую. Анна не возражала. Наверное, она чувствовала то же, что и я. Какое-то время мы заполняли пустоту в жизнях друг друга, но это время подошло к концу. Наша страсть угаснет сама собой. Так я считал, но оказалось, что все кончится иначе. Все закончилось так неожиданно, так стремительно. И так окончательно и бесповоротно.

Трагический несчастный случай.

На трясущихся ногах я встаю с кресла. Тишина гудит в ушах. Взгляд мечется по знакомым предметам мебели. Когда-то, не так давно, это было моим домом. После отъезда жены это стало только жилищем.

Мы здесь в ее доме, родные и друзья.

У Анны были друзья и семья, с которыми я не был знаком, мужчины и женщины, которых я никогда не встречал. Теперь после ее смерти они собрались вместе и никто не спрашивает, почему меня там нет. И так и должно быть.