Зов Сирены - Вера Колочкова

Неожиданно девушка распрямилась резко, глянула в его сторону. Ветром подняло ее шарф, и он окутал лицо сиреневой прозрачной вуалью. Но девушка не пошевелилась даже, чтоб шарф убрать. Это было красиво, как в кино…

А у Мити в голове зазвучала вдруг знакомая мелодия. То есть та самая песня, похожая на балладу… Ее все перепевали кому не лень. Но Лара Фабиан пела ее так, как надо. И Далида тоже хорошо пела. Потому что они знали, как трагично это звучит по-французски. Je suis malade, я больна…

…Я больна,

Я совершенно больна.

Я переливаю тебе свою кровь,

А когда ты засыпаешь, я как мертвая птица…

Эта девушка тоже как мертвая птица, подумал Митя. Шла от нее эта энергия.

— Я не прыгну, не бойтесь, — вдруг произнесла девушка громко, не глядя на Митю.

— Вы… русская, да?! — от растерянности он спросил первое, что пришло в голову.

— Да… Я из России.

— Туристка?

— Нет. Я здесь живу. Меня Женей зовут. А вас?

— А я — Дмитрий… Очень приятно, Женя.

— Дмитрий — это Дима? Или Митя?

— Ну, можно и Митя… Без разницы.

— А вы, Митя, турист, конечно?..

— Да.

— И на сколько дней приехали?

— Завтра утром уезжаю. У нас автобусный тур по городам Европы.

— А, понятно… Это когда в каждом городе от рассвета до обеда?

— Ну… Примерно так, да. Но в Париже целых три дня по программе…

— О да. Три дня — это, конечно, много. Неужели вы полагаете, что Париж можно узнать за три дня?

— Нет, узнать нельзя, конечно. Но хотя бы увидеть…

— И умереть?

— Нет, с меня и «увидеть» хватит.

— Вы так думаете? А хотите, я вам другой Париж покажу? Не туристический? У меня сегодня свободный день, все равно надо куда-то себя деть…

Женя повернула голову, глянула на Митю в упор и будто холодной тоской в лицо плеснула. А может, наоборот, горячей…

Наверное, они долго так стояли, глядя друг другу в глаза. Возможно, Женя и в Митиных глазах что-то прочла…

— Нет. Пойдемте лучше ко мне, Митя. Я недалеко живу, на Сент-Антуан. Я приглашаю вас в гости.

Он даже не удивился. Наверное, так и должно было произойти. Не просто так он приехал с утра на Елисейские Поля, не просто так оказался здесь, на мосту. Значит, ему должна была встретиться эта девушка, и песня в голове должна была зазвучать. «Я больна, я совершенно больна…»

Митя пошел за Женей, ни о чем не думая. Ни за что не смог бы ей отказать.

По пути Женя пыталась вести экскурсию, рассказывала что-то, но Митя ее не слушал. Рассматривал со стороны, делая вид, что слушает с интересном, а на самом деле просто пытался разглядеть свою новую знакомую.

Симпатичная… Худенькая, длинноногая, светловолосая. Легкий плащик затянут поясом в талии, каблучки по асфальту цокают.

— Я работаю в Модном доме Алан Манукян… — вдруг проговорила Женя, словно услышала его мысли. — Не моделью, нет. Обыкновенным администратором. Что-то подношу, что-то уношу. На побегушках, в общем. А сегодня у меня выходной. Давайте в супермаркет заскочим, Митя, у меня дома нет ничего.

— Хорошо… Только давай на «ты».

— Да, конечно… Давай на «ты». Спасибо, Митя.

А он подумал: за что она его благодарит? Явно не за то, что согласился «заскочить» в супермаркет? Идет рядом, уже не рассказывает ничего, молчит… Но лучше бы рассказывала.

Такой надрыв шел от ее молчания, что Мите не по себе было. Может, у нее горе какое случилось? И песня французская опять в его голове тревожно зазвучала: «Je suis malade…»

Я больна, да, я больна,

Ты лишил меня всех моих песен,

Ты вытряхнул из меня все слова,

И мое сердце, совершенно больное,

Окружено баррикадами.

Ты слышишь? Я больна…

— Ну вот, мы и пришли…

Митя очнулся, услышав ровный голос Жени.

— Ну что, идем в супермаркет? Только не суетись, пожалуйста, ладно? Ты мой гость, поэтому я сама буду платить за покупки. И не спорь, пожалуйста! Я понимаю, что ты русский мужчина, но для здешнего менталитета не так важно, кто платит… А я живу вон в том доме, через улицу, видишь?

Квартирка у Жени была маленькой, но очень уютной. Если считать уютом идеальный порядок, отсутствие пыли и красиво проникающий через полоски жалюзи солнечный свет. Не квартира, а царство минимализма: кровать в отдельном закутке, кухонька с обеденным столом у окна, диван у телевизора и компьютерный стол с удобным креслом в углу. Четыре места, четыре жизненно необходимые точки. Да, еще полка с книгами и большой шкаф для одежды…

— …Я стараюсь дома меньше бывать, все время на работе торчу, — пояснила Женя. — Не могу здесь долго находиться, мне плохо здесь.

Митя подумал: наверное, нужно спросить — почему, мол, плохо? Однако Женя его опередила, заговорила сама:

— Ты думаешь, зачем я тебя сюда привела, да? Не отвечай, не надо… Дело в том, что я и сама не знаю зачем. Хотя нет, знаю. Наверное, затем, что я тебя почувствовала. Вернее, услышала. Тебе ведь очень плохо, да, Митя?

— Ну, в общем… — кивнул он неопределенно.

— И мне плохо. И тоскливо. И больно. Я думаю, что там, на мосту, ты услышал мою тоску и боль. Потому что и сам… Ведь я права, да? Человек с истерзанной душой становится весьма чутким к такой же истерзанности?

— Да, Жень, ты права. Да, все так.

— Тогда поцелуй меня, Митя. И обними крепко-крепко. Это ведь единственное, что мы можем друг для друга сделать? Чтобы… Поддержать как-то… Обними меня, мне холодно…

Ну, пожалуйста!

Потом, когда иссяк солнечный свет в полосках жалюзи, когда не осталось ни капли сил в их изможденных телах, Женя выскользнула из постели, накинула халат, рассмеялась тихо:

— Нет, надо же… И как это я осмелилась, а?

— Ты о чем, Жень?

— Да все о том же… Пойдем пить вино, Митя? И есть очень хочется. Сейчас я что-нибудь приготовлю. Сядем и будем рассказывать друг другу о своей боли. Ведь мы теперь имеем на это право, правда? Мы смешали мою боль и твою?

— Да, ты права, в этом что-то есть… — согласился Митя. — Когда смешивается кровь, говорят — кровные. То есть очень близкие, родные. А когда смешивается боль… Это уже что-то другое. Да, мы имеем право вытащить наружу свое отчаяние, устроить ему перекрестный допрос. Отчаяние одно, а нас двое! Тем более у нас вся ночь впереди. Утром я уезжаю.

— Ночь — это хорошо. Да, ночь это очень много. А ты забавный, Мить… И глаза у тебя чудесные. Знаешь, мне нравится смотреть в твои глаза. Буду всю ночь в них смотреть.