Финал в Преисподней - Станислав Фреронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1941–1942 годах советские спецслужбы с большей серьёзностью относились к шифровкам «Красной капеллы» — о военном потенциале Рейха, о планах вермахта в ходе Московской битвы, обороны Ленинграда, немецкого наступления на Волгу, об акциях германской разведки. Однако именно они спалили свою агентуру. Небрежность радиоконтактов позволила гестапо вычислить точки приёма-передачи. В последний день августа 1942 года Шульце-Бойзен был арестован в кабинете авиаминистерства. Через три месяца в застенках оказалось больше ста «музыкантов «Красной капеллы».
Расследование вёл лично Мюллер. После допросов «третьей степени» мужчин вешали, женщин гильотинировали. Так были казнены супруги Шульце-Бойзен и супруги Харнак, супруги Коппи и супруги Шумахер, Хорст Хайльман и Вильгельм Гуддорф, Адам Кукхоф и Эрика фон Брокдорф, Ильза Штёбе, и сдавший её на допросе барон фон Шелиа — всего не менее пятидесяти человек. Зиг, Грассе и ещё пятеро сумели покончить с собой. Оставшиеся в живых, как Грета Кукхоф и Гюнтер Вайзенборн, попали в тюремные спецблоки.
Отношение к «Красной капелле» в нынешней Германии напоминает российские дискуссии о власовской РОА: одни видят подлинный патриотизм, другие национальную измену. Но практически все сходятся на том, что отважные люди выбрали борьбу делом, в которой пошли в ней до конца.
Кальтенбруннер не случайно помянул «цветочные общества». И не зря при этом выругался. Обычные человеческие связи через дружбу или общие интересы стихийно рождали Сопротивление. Такой группой была «Белая роза» в Мюнхенском университете: к шестерым студентам медицинского, философского и химического факультетов присоединился преподаватель. Профессор философии Курт Хубер поначалу пытался отговорить своих студентов: «Бесполезно, пока миллионы все ещё верят каждому слову маньяка». Но видя, что их не остановить, примкнул и разделил судьбу.
«Белая роза» просуществовала с лета 1942-го по февраль 1943-го. Инициатором стал студент-медик Ганс Шолль. Пятью годами раньше 19-летний Ганс уже арестовывался гестапо вместе с братом Вернером и сестрой Ингой — обвинение было настолько надуманным, что его не стали развивать. Практику военврача Ганс Шолль проходил на Восточном фронте, где увидел пытки пленных и возненавидел режим. К нему примкнули однокурсники и фронтовые товарищи Вилли Граф и Александр Шморелль, православный выходец из России, вместе с семьёй бежавший от большевизма, а в германской армии отказывавшийся присягнуть лично Гитлеру. С ними Ганс познакомил свою сестру Софи, отработавшую воспитательницей детсада и учившуюся на философском. Затем подтянулись медик Кристоф Пробст и химик Ганс Ляйпельт. Вместе проводили время, говорили о религии, философии, книгах. Так образовалось очередное «цветочное общество», ненавистное гейдриховскому преемнику.
Старшим из ребят было 25 лет, Софи всего 21. Но и парни, и девушка успели кое-что в жизни повидать. Разговоры о политике неминуемо должны были завестись. Первые листовки «Белой розы» с призывом к сопротивлению появились в университете летом 1942-го. Они дошли до профессора Хубера, оказавшегося человеком более чем порядочным. В декабре 1942-го Ганс и Александр вместе с Хубером написали «Воззвание к немецкому народу», призывавшее опомниться, отринуть нацистское бесование и вернуться к ценностям христианской веры.
«Белая роза» почти не конспирировалась. Бумагу покупали в ближайших магазинах, марки и конверты для рассылок на ближайшей почте, почти не оглядываясь писали на стенах «Долой Гитлера!», от шпиков бросались бежать… Причина была не в безбашенности. Они просто не захотели тратить время на отработку навыков, стремясь что-то успеть и понимая, что их борьба не сможет долго продлиться. Гестаповцы взяли Ганса и Софи 18 февраля 1943-го, прямо в университете за разбрасыванием листовок. Через несколько дней были арестованы остальные. Смертный приговор «Белой розе» выносил лично Фрейслер, жуткий сгусток коммунизма и нацизма. Все устояли под гестаповскими пытками и погибли на гильотине.
Где-то появлялись листовки… Где-то вдруг взрывалась толовая шашка («Взорвавший — племянник начальника цеха, объяснить действие не смог», — говорилось в гестаповском отчёте)… Где-то помогали бежать советскому пленному или «остарбайтеру»… Фрейслеровская судомашина штамповала висельно-гильотинные приговоры: от без малого тысячи в 1940 году до более 5,3 тысячи в 1943-м. Апогейным в плане внутригерманских репрессий стал 1944-й — ежемесячно арестовывалось 40–50 тысяч человек. В это число входили не только арестованные гестапо по политическим мотивам, но и уголовники, обезвреженные крипо, и бытовики, задержанные орпо. Масштаб террора, однако, впечатляет. Именно террора, а не борьбы — большинство попавших в гестапо не были ни подпольщиками, ни разведчиками. Чаще всего это были «пораженцы» и «капитулянты», пойманные на неосторожных сомнениях или просто хмуром виде. Тем светлее величие тех, кто действительно был виновен перед нацизмом. И гордился своей виной.
ЛОГОВО
Колокол бьёт, и не спрячешься,
Всюду деревья в крови.
Видно, срубить надо начисто
Буковый лес без любви!
Под шквалом
Летнее наступление 1942 года к осени застопорилось на Волге. Сталинград, где планировалось закончить войну хотя бы относительной, условной победой, превратился в грандиозную западню, захлопнувшуюся 19 ноября. 31 января впервые в истории сдался в плен немецкий фельдмаршал. 2 февраля 1943-го вместе с Фридрихом фон Паулюсом окончательно сложили оружие 90 тысяч человек, оставшихся от окружённой 330-тысячной группировки. Мощь вермахта была непоправимо надломлена. С лета 1943 года на Восточном фронте уже не пришлось наступать.
Англичане очистили Северную Африку. В Италии пал Муссолини. На Апеннинах завязались бои, туда пришлось перебрасывать войска и удлинять без того фантасмагорически растянутый фронт. Днём и ночью американские и британские бомбы вколачивали Германию в каменный век. 6 июня 1944 года англо-американская высадка в Нормандии зажала Рейх между двумя фронтами, двинувшимися навстречу друг другу. Несостоявшаяся мировая империя превращалась в осаждённый замок, пылающий в кровавом безумии.
Но приближение конца не парализовывало, а подхлёстывало. В оставленное историей время предстояло успеть явить миру идеал НСДАП. Уже 31 марта 1945 года заместитель рейхсминистра пропаганды Вернер Науман снова произнёс речь о грядущей победе: «Это реальность. Откуда она исходит, мы не знаем. Это знает фюрер».
Наступавший час зеро требовал людей уж совсем особого типа. Такими были Рейнхард Гейдрих и Теодор Эйке — ушедшие за чередой ими же уложенных трупов. Другими, но такими же были Йозеф Тербовен и Одило Глобочник, Фридрих Крюгер и Вильгельм Редиес — в стремительной лихорадке несшиеся к концу. Возможно, кто-то из них вспоминал тогда Эрнста Рема и