Оперативный центр. Корейская угроза - Том Клэнси

– Это уже похоже на дело, – сказал Роджерс. – Нам поручено проверить северокорейские «скады».

– Только проверить?

– Так мне сказали. Если только до нашего приземления в Осаке не начнется война, мы не можем брать с собой взрывчатку.

Полагаю, при необходимости нас используют для наведения на цель, а удар будет нанеси с воздуха.

Скуайрз повернул компьютер так, чтобы Роджерсу был хорошо виден экран, и попросил Пакетта вывернуть болтавшуюся над головой яркую лампочку, которая отбрасывала на экран мешающие блики.

Глядя на монитор компьютера, Роджерс подивился, насколько внезапно изменились ситуация, его планы и расчеты, даже его настроение. С академического изучения подготовленных Скуайрзом планов генерал моментально переключился на практический лад. Теперь эти планы представляли не только академический интерес, от них и от того, насколько тщательно будет проведена подготовка, зависела жизнь всех солдат отряда. Роджерс не сомневался, что подобные мысли – а отчасти и сомнения – промелькнули и в голове подполковника.

На карте шестидневной давности были изображены предгорья хребта. Здесь, в котловине, зажатой между четырьмя высокими холмами, стояли три трейлера с «нодонгами». По периметру пусковые установки охраняли подвижные зенитные установки, что делало подлет на небольшой высоте слишком рискованным. Роджерс сдвинул карту, и на экране появились участки территории КНДР к востоку от ракетной базы. Возле Вонсана стояли радиолокационные станции.

– Там не развернешься, – заметил Скуайрз.

– Я тоже об этом подумал, – согласился Роджерс, выбирая курсором наиболее безопасный маршрут. – Вертолет полетит из Осаки на юго-восток и направится к морю чуть севернее демилитаризованной зоны. Кажется, лучше южного склона горы Кумганг нам ничего не найти. Там мы высадимся примерно в десяти милях от цели.

– Сначала десять миль вниз по склону, – сказал Скуайрз, – потом десять миль вверх по горам к тому месту, где нас сможет забрать вертолет.

– Правильно. Не самая идеальная тактика отхода, особенно если учесть, что нас будут искать все расположенные поблизости воинские части.

Скуайрз показал на «нодонги».

– На этих игрушках еще нет атомных бомб?

– Несмотря на всю шумиху в прессе, коммунисты не могли успеть установить их на ракеты, – ответил Роджерс, не сводя взгляда с карты. – Впрочем, достаточно и пары сотен фунтов тринитротолуола на ракету, чтобы натворить в Сеуле черт знает что. – Роджерс поджал губы и с минуту помолчал. – Кажется, я нашел, Чарли. Нас заберут не там, где мы высадимся, а в пяти милях южнее. Там корейцы не будут нас ждать. Скуайрз прищурился.

– Что-что? Мы же сами себе усложняем задачу.

– Нет, не усложняем, а облегчаем. Чтобы достойно уйти с поля боя, нужно не бежать сломя голову, а сначала выиграть бой, потом можно идти не торопясь. В начале второго столетия нашей эры, во время первой войны императора Траяна, в предгорьях Карпат легион римских пехотинцев был разгромлен небольшим отрядом даков. Римляне были вооружены тяжелыми копьями, защищены латами, а у даков не было ничего, кроме дротиков, и все же они победили. Они напали на лагерь римлян ночью, захватили их врасплох, а потом заманили в горы, где легион был вынужден растянуться. Потом даки, работая парами, перебили всех римлян по одному и, в самом прямом смысле слова не торопясь, вернулись в свой лагерь.

– Тогда воевали копьями и дротиками, сэр.

– Это неважно. Если нас обнаружат, мы заманим противника в удобное для нас место и будем действовать ножами. Ночью в горах корейцы не осмелятся применять автоматическое оружие, чтобы не перестрелять своих.

Скуайрз снова бросил взгляд на карту.

– Карпатские горы были для римлян чужой землей. А их противник, наверное, знал те места не хуже, чем северокорейские солдаты знают свою территорию.

– Вы правы, – согласился Роджерс, – но у нас есть то, чего не было у даков.

– Конгресса, который может лишить нас последнего доллара? Роджерс улыбнулся и показал на небольшую черную сумку, которую он принес с собой.

– Нет, не Конгресса. А ЭХК.

– Прошу прощения?

– Это такая штука, которую сделали мы с Матти Столлом. Я расскажу вам о ней чуть позже, когда мы разберемся с нашими планами.

Интересно, поняли ли они наши условные сигналы, думала Ким Чонг.

Она играла на рояле в баре Бе Гуна уже семнадцать месяцев, передавая сообщения заходившим изредка мужчинам и женщинам, за которыми – в этом Ким была уверена – почти всегда следили агенты КЦРУ. Среди тех, для кого предназначались ее сообщения, были неряхи и щеголи, красавицы и едва ли не уроды, но все они безупречно играли свои роли – преуспевающего бизнесмена, фотомодели, рабочего или солдата. Лишь Ким знала, кем они были в действительности. Она легко запоминала не только музыкальные пьесы, но и любые незаметные на первый взгляд детали – характерный смешок или особые туфли. Ким часто удивлялась, почему нелегальные агенты, потратив столько сил и времени на то, чтобы привыкнуть к новой внешности, прическе или одежде, появлялись в стоптанных туфлях, не обращали внимания на то, как они держат сигарету или вылавливают миндаль из чашки с арахисом? Даже господин Гун заметил, что у регулярно появлявшегося в баре нарочито неряшливого художника и заходившего раз в неделю рядового южнокорейской армии одинаково неприятно пахнет изо рта.

Когда играешь какую-то роль, неважно какую, нужно играть ее до конца, до самых последних мелочей, считала Ким Чонг.

Сегодня вечером снова появилась женщина, которую Ким про себя называла Малышкой Евой. Стройная женщина разбавляла виски огромным количеством льда; было очевидно, что она беспокоилась о своем здоровье, что пришла не утопить в рюмке свои печали, а лишь для того, чтобы не сводить взгляда с пианистки, вслушиваться в каждый звук инструмента.

Ким пожалела Малышку Еву и решила дать ей хоть какую-то информацию.

Мелодию «Худшее, что может случиться» она сменила на «Никто не делает этого лучше». Для передачи сообщений Ким всегда использовала песни из кинофильмов. Первую ноту второго такта «до» она сыграла на октаву ниже, в третьем такте протянула ноту «ля» ниже среднего «до», потом сыграла весь двенадцатый такт без педали.

«Ошибки» Ким заметил бы любой, кто мало-мальски разбирается в музыке. Ноты «до» и «ля», а также ошибка в игре педалью соответствовали буквам С, А и Т.

Буквы CAT обозначали Корейское ЦРУ. Ким опять задумалась, не расшифруют ли южнокорейские контрразведчики ее сообщения. Нет, это практически исключено, решила она. В ее игре не было никакой видимой связи между частотой звука и буквами, никакого ключа к схеме замещения или перестановки, словом, практически ничего, за что мой бы зацепиться опытный криптоаналитик. Ким заметила, что собрался уходить ее человек Нам. Малышка Ева проводила его взглядом. Агент контрразведки не пошел за Намом; возможно, слежка поручена кому-то еще. Нам говорил, что ни разу не замечал, чтобы за ним кто-нибудь следил, но он был стар, плохо видел, а когда приходил в бар, то пропивал чуть ли не все деньги, которые она ему давала. Ким представляла себе те муки, через которые пришлось пройти Корейскому ЦРУ, чтобы разгадать, каким способом Нам и другие ее агенты передают сообщения.