Ошибка доктора Данилова - Андрей Шляхов

— Сейчас предпочитают назначать тех, у кого есть высшее образование, — заметил Данилов.

— Факультет высшего сестринского образования не может заменить опыта! — Шполяк презрительно фыркнула. — Можно и курсы повышения квалификации пройти, как наша Розалия Радмировна. Мы с ней ровесницы, а она уже третий год в главных ходит.

— В нашей базовой больнице главная медсестра скоро уходит на пенсию, — сказал Данилов, меняя на ходу свою домашнюю заготовку. — И насколько мне известно, на замену пока никого точно не утвердили…

Сказанное было наполовину правдой — главная медсестра действительно собиралась на пенсию, но про то, нашли кого-то на ее место или нет, Данилов ничего не знал.

— Можно и в другом стационаре что-то найти, у меня, вообще-то, широкие связи, — похвастался он, наблюдая за тем, как расплывается в улыбке некрасивое лицо Шполяк. — Только вот…

Данилов умолк, смущенно передернул плечами и отвел взгляд.

— Я — человек понятливый, — быстро сказала Шполяк. — Со мной можно говорить откровенно.

— Я понимаю, но… — Данилов посмотрел ей в глаза. — Но мне как-то неловко, Снежана Артемовна… Вам может не понравиться то, что я скажу.

— Ну мы же взрослые люди! — укоризненно заметила Шполяк. — Говорите, я пойму вас правильно.

— Должность главной медсестры предполагает полное доверие со стороны главного врача и департамента, — Данилов поднял кверху указательный палец и выдержал небольшую паузу, которая должна была подчеркнуть важность сказанного. — Доверие плюс уверенность в деловых качествах кандидата. А на вашей репутации, Снежана Артемовна, есть одно пятно…

— Какое же? — нахмурилась Шполяк.

— Ваша роль во всей этой истории с воздушной эмболией весьма… м-м… неприглядна. Вы знали о том, что аппарат неисправен и ничего не сделали для того, чтобы помешать его использованию…

— Во-первых, за аппаратуру отвечает анестезиолог, а не операционная сестра! — раздраженно возразила Шполяк, повышая голос. — Во-вторых, я в тот момент готовилась к операции и не сразу поняла, о чем именно говорят между собой анестезиологи! Это уже после до меня все дошло…

— Вы не производите впечатления тугодума, — мягко заметил Данилов.

— Не ловите меня на словах! — Шполяк гневно сверкнула глазами. — Когда я готовлюсь к операции, то думаю только о ней и ни о чем больше. К тому же мне совсем не хотелось связываться с Сапрошиным. Вы не знаете, что это за тип!

— Сапрошин — обычный доктор, а не какой-то бандит, так что причин его бояться у вас не было, — сказал Данилов. — Что он мог вам сделать? Обругать? Простите, Снежана Артемовна, но вы не производите впечатления робкой юной девушки…

— Какой-то странный у нас с вами получился разговор! — Шполяк недовольно наморщила нос и посмотрела на Данилова с откровенной неприязнью. — Не понимаю, зачем мы об этом разговариваем, вы же пришли для того, чтобы обсудить план. И вообще я сейчас очень занята!

Она демонстративно отодвинула от себя чашку с недопитым чаем, а клавиатуру подтянула поближе.

— Разговор получился странный, — согласился Данилов, собравшийся использовать наиболее перспективную часть домашней заготовки. — Но раз уж он зашел, то позвольте мне договорить до конца. Неужели вы думаете, что Сапрошин смирится с несправедливым осуждением? Нет, он будет бороться и когда-нибудь правда всплывет наружу, потому что невозможно вечно ее скрывать! Я открою вам маленькую тайну. Меня привлекали к этому делу в качестве одного из членов экспертной группы. Вы же знаете, что судья назначила повторную экспертизу?

Шполяк ничего не ответила. Ее бледное лицо постепенно наливалось краской. «Пробрало!», удовлетворенно подумал Данилов.

— Ознакомившись с материалами дела я предпочел устраниться, — продолжал он. — Сослался на семейные обстоятельства и попросил освободить меня от работы в комиссии. А знаете, почему я так сделал? Потому что понял, что участие в этом процессе ничего хорошего мне не принесет…

Шполяк продолжала молчать и краснеть.

— Допустим, скажу я, что считаю виновным в смерти пациента Сапрошина, а впоследствии его оправдают. Пострадает моя профессиональная репутация, а это, пожалуй, самое ценное, что у меня есть. Но вы, Снежана Артемовна, рискуете бóльшим, — Данилов сочувственно прищурился. — За ложные показания свидетель может получить до двух лет исправительных работ. Но даже если вы отделаетесь штрафом в размере полугодовой заработной платы, о карьере вам придется забыть навсегда. Подумайте, разве стоит ли так рисковать? Поймите меня правильно, я говорю из лучших побуждений. Я понимаю мотивы, которые вынудили вас солгать, и нисколько не осуждаю вас, а просто хочу вам помочь, потому что вы произвели на меня хорошее…

— Вон! — взвизгнула Шполяк. — Убирайтесь вон! К ё…ной матери! Вон!

Ловко увернувшись от брошенной в него чашки, Данилов встал, схватил лежавший на столе телефон и резво выскочил в коридор, радуясь тому, что у него такой качественный коленный протез — ну хоть в футбол играй.

К счастью, вопли Шполяк не привлекли ничьего внимания. Чего Данилову не хватало для полного удовольствия, так это отвечать на вопрос: «что случилось?». А ничего не случилось! Просто один легкомысленный идиот решил действовать экспромтом да нахрапом, и все испортил. Умнее надо было вести себя, Вольдемар, тоньше и деликатнее. А ты попер, как трактор на пашню и получил обратный результат… Хотел, как лучше, а получилось хуже некуда. Молодец! То есть — кретин.

В метро Данилов прослушал запись разговора со Шполяк и окончательно убедился в том, что его экспромт был крупной ошибкой. Порадовало только хорошее качество записи. Но что толку в хорошем качестве, если Шполяк так и не призналась во лжи?

Очень хотелось провести вечер в компании какого-нибудь вкусного, крепкого и терпкого расслабляющего напитка, но Данилов решил наказать себя и пил крепко заваренный чай, который не расслаблял, а бодрил.

— Что-то ты смурной сегодня, Данилов! — сказала пришедшая домой Елена, едва успев переступить через порог. — О чем кручинишься, добрый молодец?

— О несовершенстве бытия, которое выражается в отсутствии кнопки «рестарт», — грустно ответил Данилов. — Иногда так хочется перезапустить прожитый день…

Елена всегда чувствовала, уместны ли сейчас расспросы и участливые слова. В данный момент они были категорически неуместными. Единственной компанией, в которой нуждался Данилов, сегодня вечером была скрипка. Однако и с ней не заладилось — смычок не порхал по струнам, а словно бы пытался их перепилить. Домучив (иначе и не сказать) до середины второй каприс Паганини, Данилов попытался прибегнуть к самому действенному успокаивающему средству — классике индийского кинематографа, но сегодня не радовали ни «Месть и закон», ни «Дождливая осень».

Такой уж выдался день, неудачный и скверный.

— Тебе регулярно досаждают журналисты, пишущие на медицинские темы, — сказал Данилов жене за завтраком. — Среди них есть хотя бы один мыслящий человек?