Assassin's Creed. Ересь - Кристи Голден

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Виктория.

– Нелегко признавать свою глупость, – признался Саймон. – Мне даже в голову не приходило рассматривать Иоланду как возможного Наставника. Я знал, что она выдающаяся женщина, и можно было хотя бы предположить…

– Не кори себя сверх меры. Ты же знаешь, ассасины любят прятаться у всех на виду. Если бы их было так легко вычислить, то тамплиеры уже давно бы их уничтожили. Сделаем перерыв?

– Нет. – Покинув «Анимус», Саймону придется отправить Анайе сообщение и договориться о встрече. А он хотел только следовать тенью за Жанной д’Арк. – Давай найдем тот момент, когда она принимает армию, – сказал Саймон и приготовился к следующей симуляции.

Пятница, 21 апреля 1429 г.

Габриэль ехал рядом с Жанной, они направлялись из Тура в Блуа, ближайший к Орлеану город, не занятый англичанами. Габриэль чувствовал внутренний покой и даже умиротворенность, хотя он ехал на первое в его жизни сражение. С другой стороны, ничего удивительного в этом его состоянии не было, ведь до сих пор все шло гладко.

После трех недель тщательного расследования личности Жанны, ее образа жизни, поступков и слов, прелаты доложили дофину, что она произвела на них очень сильное впечатление. Карл, медлительный и нерешительный, вдруг обрел способность быстро принимать важные решения. Жанна была облачена в доспехи, которые изготовили специально для нее и которые сидели на ее стройном теле как влитые. Герцог Алансонский сдержал слово, и она восседала на могучем боевом коне белой масти. К левому ее бедру был пристегнут меч, привезенный из Сент-Катрин-де-Фьербуа. Практичная Жанна распорядилась сделать еще одни ножны – из прочной кожи.

Пока они находились в Туре, Дева велела сделать два знамени. Одно знамя держал духовник Жанны монах-августинец Жан Паскерель, в окружении священников шедший во главе армии. Этот штандарт с изображением Вседержителя с двумя ангелами по бокам вбивался в землю, когда армия останавливалась на ночевку, и Жанна приказала всем солдатам каждое утро приходить к нему и исповедоваться.

Второе знамя было личным штандартом Жанны.

Она поведала Габриэлю, что в молитвах просила голоса показать ей, каким должен быть этот штандарт, после чего художник сделал его строго в соответствии с полученными от Жанны указаниями. На нем был изображен Христос, сидящий на троне среди облаков, и ангел смиренно протягивал в ладонях для благословения королевскую лилию. Жанна не скрывала, что свой штандарт она любила больше меча. Однажды озадаченный герцог Алансонский попросил ее объяснить свое предпочтение. Габриэлю тоже хотелось это знать, потому что все они видели славу и силу в мече Эдема, когда Жанна брала его в руки. А что штандарт – кусок разрисованной ткани. И Жанна ответила:

– Меч прекрасен, и голоса привели меня к нему. Но это знамя – мое знамя. Голоса сказали мне, что́ на нем должно быть изображено, и художник с моих слов нарисовал картинку. В сражении я буду держать его, и все будут видеть его и помнить о Деве и Боге, которого она любит и который стоит за нами. Я буду вдохновлять тех, кто сражается за Францию, и вселять страх в сердца врагов Отца Небесного, не убивая никого.

Жанна улыбнулась, ее свет сиял как ореол из тех, что старые мастера изображали на своих живописных полотнах; в такие минуты Габриэль особенно остро чувствовал свою любовь к девушке.

Жанна выехала из Тура и, помимо двух знамен, доспехов и коня, достойного благородного рыцаря, имела в своем распоряжении еще пять боевых лошадей, несколько рысаков для повседневных нужд и полную рыцарскую свиту. В свиту, помимо духовника, входили оруженосец, два пажа (Луи и Раймон), два герольда (Амблевиль и Гийонн) – особенно большая ценность, по мнению герцога Алансонского. Еще в Пуатье дофин поручил охрану Девы опытному воину Жану д’Олону.

– Свита у нее отличная, – сказал герцог Алансонский, – но герольды… они обладают неприкосновенностью, их нельзя взять в плен. Они одеты в ливреи, самим королем им дано право озвучивать волю своего господина и передавать его поручения. В моих глазах это свидетельство того, что король считает Деву важной персоной и требует относиться к ней с великим почтением.

Тем более что она возглавляет армию из нескольких сот тяжеловооруженных всадников, пеших солдат и лучников.

К сожалению, Жана де Меца среди них не было. Как он и говорил, он был, в отличие от Девы, под началом де Бодрикура, о чем знали все, и Наставника, о чем знали лишь немногие. Жанне и Габриэлю не хотелось с ним расставаться. На прощание де Мец сказал Жанне: «Я помню о своем обещании. Я буду служить тебе и сделаю все, чтобы беда тебя не коснулась». Оставшись с Габриэлем с глазу на глаз, он сказал: «У нас глаза повсюду. Ты можешь даже не знать о них. Не все члены нашего братства оруженосцы, королевы или герцоги».

– Я буду скучать по тебе, Жан, – искренне ответил Габриэль.

Де Мец похлопал его по плечу:

– Думаю, мы с тобой еще встретимся, Лаксарт. Береги ее. Лучшей тени, чем ты, среди нас не найти.

Жанна практически не снимала доспехов, а вот шлем надевать забывала. Почувствовав на себе взгляд Габриэля, она повернулась к нему и улыбнулась.

– У тебя счастливый вид, – сказала она.

– Да, я счастлив, – признался Габриэль. – Ты наконец идешь той дорогой, на которую тебя направили твои голоса.

– Да, хорошо, что мы двинулись в путь. У меня есть чуть больше года – так они сказали мне.

Габриэля словно громом поразило. Что она говорит?! Это значит…

– Жанна!

Девушка повернулась и растерянно посмотрела на него, затем поняла, что его так встревожило:

– О нет! Габриэль, я не вижу своей смерти! Человеку не дано знать часа своего конца, это известно только Богу. Я могу дожить и до ста лет, а могу завтра отравиться какой-нибудь тухлой рыбой!

Страх мгновенно улетучился, но Габриэль почувствовал пустоту в груди.

– Слава Богу! – И его слова прозвучали как молитва.

– Но… мои голоса сказали мне, что у меня есть только один год, ну, может быть, чуть больше, чтобы выполнить то, что мне назначено. Поэтому любое промедление вызывает у меня раздражение. Я должна использовать это время наилучшим образом, чтобы освободить Орлеан и привести дофина в Реймс. – Чуть помолчав, она добавила: – И сделать все, что Бог мне повелит.

– Я всегда буду рядом с тобой, – незамедлительно выпалил Габриэль.

– На то воля Божья, – напомнила ему Жанна, и, несмотря на прежние ее заверения, Габриэль почувствовал, как холодок пробежал по его спине.

Пение впереди стихло. Они поднялись на вершину холма, остановили лошадей и молча смотрели на армию, ставшую лагерем у подножия холма.

В Блуа французским солдатам ничто не угрожало. Габриэль знал, что большинство из них должно было разместиться за светло-серыми крепостными стенами города. Но сейчас в поле под открытым небом они видели сотни палаток и густую россыпь маленьких оранжевых пятен костров. Лошади, казавшиеся с высоты холма букашками, щипали весеннюю траву, по всему лагерю копошились, как муравьи, сотни, а может быть, тысячи французских солдат.