Мой мальчик - Ник Хорнби

Уилл знал, что сам не способен на такое благородство. Никогда, глядя на мохнатый свитер, он не смог бы понять, почему именно такой свитер ему и нужен и почему он должен носить его дни и ночи напролет не снимая. Взглянув на такой, он решил бы, что человек, подаривший его, — просто ненормальный. Уилл всегда так реагировал: глядя на двадцатипятилетнего парня на роликовых коньках, скользящего по Аппер-стрит в своих модных обтекаемых очках, он думал одно из трех: первое: "Вот урод!"; второе: "Да кем ты, мать твою, себя возомнил?"; или третье: "Тебе сколько лет? Четырнадцать?"

В Англии все такие, считал Уилл. Никто при взгляде на роллера в обтекаемых очках не подумает: "Да, здорово парень выглядит", или "Ого, классный способ размяться". Все просто думают: "Во придурок!" Маркус бы так никогда не подумал. Маркус или не заметил бы его, или стоял бы, открыв рот от удивления и восхищения. И не потому, что так отреагировал бы любой ребенок — на своей собственной шкуре Маркусу пришлось испытать, что все его одноклассники принадлежали к партии "Во придурок!"; просто так отреагировал бы любой Маркус, сын Фионы. Через двадцать лет он будет петь с закрытыми глазами и, наверно, глотать пузырьками таблетки, но, по крайней мере, он умеет быть благодарным за рождественские подарки. Не слишком большое утешение за годы предстоящих страданий.

Хорошо иметь маму и папу, которые не решают все сообща, думал Маркус; благодаря этому на Рождество можно получить самое лучшее из того, что может предложить каждый из них. Тебе, конечно, дарят свитера и ноты, которые положено получать в подарок, но зато еще и всякую интересную всячину типа компьютерных игр и тому подобного. А если бы его мама и папа по-прежнему были вместе, то на что было бы похоже Рождество, проведенное только втроем? Наверно, было бы довольно скучно. А так все происходящее больше походило на вечеринку — с Уиллом, Линдси и… вообще-то, если честно, мама Линдси ему не мешала и, кроме того, она помогала заполнять пространство.

После вручения подарков состоялся обед, на который подали круглую штуку с дыркой посередине, похожую на большую пышку, только из сдобного теста, с вкусным сливочно-грибным соусом в середине; еще был рождественский пудинг с запеченными в него пятипенсовыми монетами (в куске Маркуса оказались аж две). Потом они повзрывали хлопушки и надели карнавальные шляпы — все, кроме Уилла, который снял свою почти сразу. Сказал, что от нее у него чешется голова.

Потом они посмотрели по телевизору обращение королевы — никто, кроме мамы Линдси, смотреть не хотел, но, как Маркус уже успел убедиться, пожилым людям обычно позволяется делать все, что они захотят. После этого Клайв решил скрутить косяк, и тут разразился небольшой скандал. Линдси разозлилась на Клайва за то, что он делает это в присутствии ее мамы, которая, собственно, и понятия не имела, что происходит, пока все вокруг не стали об этом кричать, а Фиона разозлилась на Клайва за то, что тот делал это в присутствии Маркуса, который уже миллион раз видел, как он крутит косяки.

— Да он сто раз видел, как я это делаю, — напомнил Клайв. Но, как оказалось, говорить этого не стоило, так что Маркус был рад, что промолчал.

— Уж лучше бы ты не говорил, — сказала Фиона. — Меня это не слишком обрадовало.

— Ты что, думала, я бросил курить травку в тот день, когда мы расстались? С какой стати?

— Тогда Маркус был еще маленький. И ты всегда курил только после того, как он ложился спать.

— Мам, но я никогда не курил. Папа бы мне не разрешил.

— А, ну тогда другое дело. Если сам ты эту дрянь не куришь, тогда я ничего не имею против того, чтобы твой папа потворствовал своей наркотической зависимости в твоем присутствии.

— Ха-ха, — сказал Маркус. Все в комнате посмотрели на него, а потом продолжили скандалить.

— Ну, я бы не стал называть пару затяжек травкой наркотической зависимостью.

— А я бы стала, потому и назвала.

— Может быть, поговорим об этом в другой раз? — попросила Линдси. Ее мама пока еще ничего не сказала, но явно заинтересовалась происходящим.

— Почему это? Потому что здесь твоя мама? — Маркус никогда прежде не видел, чтобы Фиона злилась на Линдси, но сейчас она была явно зла. — К сожалению, всякий раз, когда я хочу поговорить с папой Маркуса, при этом присутствует твоя мама по причинам, о котрых я могу только догадываться. Так что тебе, черт возьми, придется потерпеть.

— Слушай, я спячу травку, хорошо? И мы все успокоимся, посмотрим "Международный приз"[52]и забудем обо всем.

— Будут показывать не "Международный приз", а "Индиана Джонс и Храм Судьбы"[53], — поправил Маркус.

— Маркус, это не имеет значения.

Маркус ничего не сказал, но внутренне был не согласен: конечно, это не самое важное, но уж точно имеет значение.

— Я знаю, что он наркоман, — внезапно высказалась мама Линдси. — Я же не идиотка.

— Я не… наркоман, — возразил Клайв.

— А как это называется? — спросила мама Линдси.

— Это не наркомания. Это… обычное дело. Наркомания — нечто другое

— Вы что, думаете, он покуривает один? — сказала Фиона маме Линдси. — Думаете, ваша дочь просто сидит и смотрит на него.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, мама. Мне кажется, у Клайва родилась замечательная идея. Давайте забудем об этом и поиграем в шарады или во что-нибудь такое.

— Я ничего не говорил про шарады. Я предложил посмотреть "Международный приз".

— Сейчас будут показывать не… — начал было Маркус.

— Замолчи, Маркус, — сказали все хором и рассмеялись.

Но ссора изменила атмосферу вечера. Клайв и Фиона решили, что им нужно как-нибудь серьезно поговорить насчет травки, Фиона и Линдси обменялись парой колкостей, и даже Уилл как будто изменился: вел себя так, словно все происходящее его не касалось. Маркусу показалось, что Уиллу до этого было очень даже весело, однако после перепалки он стал отстраненным, хотя до того вел себя как член семьи. Как будто их стычка показалась ему смешной: Маркус не понял почему. А потом, после ужина (на ужин для мясоедов было холодное мясо, и Маркус съел немного только для того, чтобы посмотреть на реакцию мамы), зашла Сьюзи со своей девочкой, и теперь настал их черед посмеяться над Уиллом.

Маркус не знал, что Уилл не виделся со Сьюзи с тех пор, как Фиона рассказала ей историю с Недом, вступлением в ассоциацию "ОРДА" и так далее. Никто не говорил ему обратного, но Маркус по-прежнему жил с уверенностью, что после того, как он уходит в школу или идет спать, взрослые делают много чего такого, о чем ему не докладывают; но теперь он начал подозревать, что все обстоит не так и что те взрослые, которых он знал, не вели ровным счетом никакой тайной жизни. Когда Сьюзи вошла в комнату, наступил неловкий момент, в особенности для Уилла: он встал, потом сел, потом опять встал, весь покраснел, сказал, что ему нужно идти, а Фиона попросила его не быть смешным, и он снова сел. Единственный свободный стул оказался в углу, где сидел Уилл, поэтому Сьюзи пришлось сесть рядом с ним.