Темная Дейзи - Элис Фини

– Что ты делаешь? – спрашивает Лили.

– Запираю нас до отлива. Чтобы обезопасить.

– Но как же Нэнси? – спрашивает Лили. – Она не в безопасности. Она где-то там, она же не просто растворилась в воздухе. Я одна беспокоюсь за нашу мать? – Никто не отвечает. – Мы что, просто не будем об этом говорить? Полагаю, так мы и делаем в этой семье, как будто если притвориться, что чего-то плохого не случилось, то так и будет. Я знаю, что вы все думаете, но Нэнси этого не делала.

– Чего не делала? – спрашивает Трикси. Она не знает, что с ней случилось на самом деле. Она даже не знает, что отец мертв. Насколько ей известно, с бабушкой произошел несчастный случай и теперь мы ждем отлива.

– Может, нам не стоит обсуждать это при Трикси, – говорю я.

Лили не обращает на меня внимания. Моя сестра всегда игнорирует что бы я ни пыталась сказать.

– Я тут подумала, единственное объяснение в том, что в Сиглассе с нами есть кто-то еще, – говорит Лили. – Кто-то был здесь все это время еще до нашего прибытия, поджидал, чтобы мы заснули, а потом начал нападать на нас по одному. Это кто-то, приближенный к семье. Знавший о дне рождении бабушки и о том, что мы соберемся здесь.

– Все знают, что у бабушки день рождения в Хэллоуин. Она заставляла нас праздновать его каждый год, – говорит Роуз.

Конор кивает: – И все знали, что она считала этот последним из-за предсказания хироманта в Тимбукту…

– Лендс-Энд, – поправляет Роуз.

– Без разницы. Ей сказали, что она умрет на свой восьмидесятый день рождения… что и случилось, ведь мы нашли ее в луже крови буквально как только пробило полночь.

Моя племянница начинает тихо плакать.

– Извини, Трикси, – говорит Конор. – Это очень бестактно с моей стороны. Для всех это была ужасная ночь, но ты, должно быть, очень расстроена из-за бабушки и Фрэнка.

– А что случилось с дедушкой? – хмурится Трикси.

– Ничего, – лжет Лили. – Он просто очень взволнован из-за бабушки, поэтому ему пришлось прилечь.

– Нэнси тоже пошла прилечь? – спрашивает Трикси.

Никто не знает, что сказать, включая меня, но Лили не единственная, кто считает, что за всем происходящим стоит не Нэнси. И она не зря о ней беспокоится. Моя мать может иметь много неприятных личин – иногда одновременно – но она не убийца. В этом я уверена.

На каминной полке стоит фотография, часто привлекающая мое внимание. На ней три поколения женщин Даркер; бабушка, моя мать, сестры и я позируем в этой комнате как счастливая семья, которой мы редко бывали. Думаю, это 1983-й, когда мне было восемь. Мою память подталкивают одинаковые голубые платья на мне и сестрах. Я помню день, когда мы с Нэнси ездили за ними в город. В тот день я солгала матери и не думаю, что она узнала правду.

Проблема с маленькими белыми обманами в том, что иногда они вырастают в большую темную ложь.

Двадцать четыре

СИГЛАСС – 1983

Моя мать часто наряжалась на шопинг, для нее это было как выступление. Я помню, что в тот день она была в хорошем настроении – а это редкое и поэтому запоминающееся событие. Нэнси подпевала – совершенно невпопад – песне Staying Alive, игравшей по радио в машине, пока мы ехали по прибрежной дороге в город. У нее была кассета с фильмом – что-то о мужчине по имени Джон Траволта, слегшим с лихорадкой в субботний вечер – где была эта же песня. Нэнси нравилось имя Джон. Ее самый любимый магазин назывался John Lewis, именно туда мы и направлялись.

Мы приехали в Сигласс на Пасху, но бабушка не поехала с нами. Она ненавидела любые виды шопинга. «Материальные вещи имеют значение только для материалистичных людей», говорила она. Но Нэнси обожала ездить за покупками. Единственной проблемой с тратой денег и ее пристрастием к дорогим вещам было отсутствие денег у нас в то время. Она получила щедрую сумму после развода, но после выплаты ипотеки за наш крохотный дом в Лондоне и за обучение сестер, осталось очень мало. Поэтому начало распродаж было очень важным для Нэнси. Нам нужно было добраться туда в первый же день к моменту открытия магазина, даже если для этого приходилось выстоять очередь. Единственное, что моя мать любила больше шопинга, это знание, что она заплатила за что-нибудь меньше его стоимости.

Я ненавидела, когда меня таскали по торговым центрам. Они были слишком большими, а я – слишком маленькой, и всегда боялась потеряться. Я предпочитала магазины поменьше, куда мы ходили на нашей старой главной улице. Я всегда обожала Woolworths за ассорти конфет; воспоминание о бутылочках Колы, вишневых губах и летающих блюдцах до сих пор вызывает у меня улыбку. Любимыми магазинами Лили были Our Price – где она покупала новые музыкальные кассеты и плакаты – Tammy Girl и C&A – где они с Роуз покупали одежду. Я всегда наслаждалась нашими поездками в «Блокбастер видео» – даже если мне редко разрешалось выбрать фильм, который мы арендуем – а визиты в маленький независимый книжный магазин с бабушкой всегда были моими любимыми. Единственными покупками, приносившими ей удовольствие, были книги. Мне грустно осознавать, что теперь тех магазинов больше нет. Так много центральных улиц сейчас больше похожи на города-призраки.

Нэнси протолкалась сквозь толпу и направилась прямиком в детский отдел John Lewis на эскалаторе, где она быстро выбрала два новых платья для Роуз и Лили. Мне пришлось бежать, чтобы не отставать от нее, но я помню синие вельветовые платья с белыми воротниками, и как сильно я хотела себе такое. Моей матери нравилось наряжать сестер в одинаковые вещи – будто они близнецы – но мне редко доставалось что-либо новое.

Мы поднялись еще на один этаж выше в женский отдел, чтобы Нэнси могла купить что-нибудь и себе. Моя мать всегда шла по эскалатору, торопясь найти выгодное предложение. Движущиеся ступеньки были очень большими и мне в восемь лет сложно было поспевать. С тех пор я боюсь эскалаторов. Мне всегда казалось, что я поскользнусь, споткнусь или упаду в промежутки между ними. Мне приходилось прыгать, когда мы доезжали до конца, чтобы преодолеть расщелину и избежать верной смерти.

Оказавшись в женском отделе, Нэнси начала копаться в одежде по скидке, словно это было соревнование. Я помню жуткий скрип вешалок о металлические перекладины. Если другие покупатели осмеливались встать у нее на пути, Нэнси цыкала, пока они не