Секира царя Колоксая - Татьяна Мирная

Хадиль вздрогнула от его рыка и сжалась в комочек. Волхв отрывисто выдохнул:

— Если тебе Озгюр не нравится, значит правильно, что отказала. Ты можешь выбрать мужа по душе.

— Да кому я нужна, без роду и без племени?! Ни гроша за душой! Озгюр не знает, кто я!.. Думает, что я, как и вы, богатая знатница, подружка Огнеяры! — гетайка взмахнула руками. — Вот скажут ему, что я дочка простого охотника — и всё!

— Что ж ты не сказала? — перебил её колдун. — Чего промолчала?.. Значит, для тебя важно, что Озгюр о тебе подумает?

Хадиль блестящими от слёз глазами посмотрела на мужчину:

— Да как же ты не поймёшь? Мне даже думать о таком нельзя, — она подавилась словами. Потом тихо сказала: — Не могу я… И сама согрешу, и его к греху подтолкну.

— Ты меня совсем запутала, — Радомир улыбнулся.

Наверное, именно его улыбка, добрая, чуть виноватая, помогла Хадиль решиться на признание:

— Я вас обманула, Радим… У меня есть муж.

Володарович тоже не стал лукавить:

— Мы знаем.

— Как?

— Видишь ли, у Огнеяры есть… дар. Она видящая. Она видит мысли любого человека. Его мечты, желания… воспоминания.

— О, великая богиня!.. — гетайка захлебнулась жалобным криком.

А Радомир обнял её за вздрагивающие плечики и продолжал:

— Это Огнеяра услышала тебя в горах в ту ночь, а потом мы с Ланом отправились на поиски.

— Вы знаете, что со мной сделали, — это был не вопрос.

— Да.

— Какой стыд!

— Стыдно должно быть не тебе! — мужчина встряхнул Хадиль.

Девушка зло засмеялась:

— И ты ещё спрашиваешь, почему я отказала Озгюру?! Зачем ему такая?

— Какая «такая»?

Хадиль выдохнула и отвернулась.

— …Я не хотела замуж, но меня никто не спрашивал. Родичи, у которых я жила после смерти отца, отдали меня первому, кто предложил… Радовались, что так быстро избавились от лишнего рта. Мой жених… — девушка не могла заставить себя произнести ненавистное имя. — Он был молчаливым и нелюдимым. Жил один на окраине деревни. Особой ласки я от него никогда не видела, но он и не обижал меня. Одежду новую купил, еду приносил. Первое время мне казалось, что боги смилостивились надо мной, и я нашла свой дом. Я старалась угодить мужу. Следила за порядком, готовила любимые кушанья… Где-то через год из города приехал его старший брат. Я была учтива, как и положено хорошей жене… Пока однажды ночью он не пришёл в нашу спальню. Муж держал мои руки, а его брат… Ты знаешь, что полагается жене за измену?

Радомир кивнул.

— Изменницу сбрасывают с высокой скалы, связав перед этим руки.

— Да. Они все разбиваются о камни. А тех, кто выжил, добивают дикие звери, — Хадиль смахнула слёзы. — Муж пригрозил, что если открою рот, они всем скажут, что я соблазнила деверя. Сначала я испугалась, а потом была согласна даже на такую смерть. Но меня никуда не выпускали, всё время держали взаперти. Мало того, кто-то из братьев постоянно был рядом… И мы жили втроём… Я говорила с мужем, говорила, что так нельзя! Это ведь грех! Но им нравилось… Когда я попыталась убежать, меня избили в первый раз, и я потеряла дитя… Они специально били в живот…

Володарович закрыл ей рот ладонью:

— Хадиль, о том, что с тобой случилось, никто не знает. И не узнает… И замуж ты можешь выходить, когда пожелаешь, не боясь греха, — в ответ на её недоверчивый взгляд пояснил. — Ты вдова, Хадиль. Я тебе говорю! А Лан подтвердит.

Девушка поняла, на что он намекает.

— О, богиня! О, богиня! — повторяла она, не сводя с Радомира распахнутых глаз.

Мужчина кивнул, подтверждая её догадку. И Хадиль расплакалась — громко, взахлёб, как плачет ребёнок. Володарович тяжело вздохнул, но не стал утешать: понимал, что ей сейчас это необходимо. Девушка вдруг крепко обняла его:

— Спасибо!

— Не за что.

Она отрицательно покачала головой и повторила:

— Спасибо! За то, что заступился, за то, что отомстил за меня. Я ведь жить не хотела, не могла на себя в зеркало смотреть: мне казалось, что я вся грязная от их рук… Я жила только одной мыслью: как заработать денег, нанять убийц и… Они мучились перед смертью?

Володарович удивлённо глянул на перекошенное от ненависти лицо Хадиль и тихо сказал:

— В доме случился пожар. Дверь заклинило, а окна были забиты наглухо. Никто не смог выбраться.

Когда ис-Короуш, не вытерпев, вышел на улицу, то изумлённо уставился на подругу, кинувшуюся ему на шею.

— Спасибо, Лан!

— Не знаю за что, но пожалуйста! — миконец бережно обнял девушку.

Радомир с улыбкой посмотрел на них и велел Хадиль:

— Иди-ка ты спать. Утро вечера мудренее.

Когда девушка ушла, мужчина повернулся к приятелю.

— А мы навестим торгаша. Человек он и правда неплохой, жалко будет, если по глупости и спешке у них с Хадиль ничего не выйдет.

— С чего ты взял, что у них может что-то выйти?

Володарович насмешливо глянул на Лана.

— Ты видел, как Озгюр на неё смотрит? Так не смотрят на обычных баб. И Хадиль, что бы тут ни говорила… Она ждёт, когда купец придёт, и любит слушать, когда он говорит. Просто дура набитая: решила, что после тех изуверов на неё никто не взглянет.

— Как думаешь, если Озгюр узнает… Не передумает жениться?

— А зачем ему знать, Лан?.. Пусть будут счастливы! Хорошие, вроде, люди. Так ты идёшь?

— Иду, конечно, — миконец распустил рыжую косу, заплетенную по случаю визита в княжеский дворец, и с наслаждением потряс волосами. Потом взглянул на друга, вышагивающего рядом: — Я тебе поражаюсь, Рад. Ты так легко просчитываешь чувства других, помогаешь найти решения, а свои отношения выстроить не можешь. Видел бы ты себя сегодня! Себя и Огню! Да даже я поверил, что вы пара!..

— Лан, заткнись! — посоветовали ему.

…

Озгюр был у себя в лавке, когда дверь тихо скрипнула, оповещая об очередном покупателе. Мужчина поднял голову и замер, широкая улыбка медленно сползла с губ:

— Хадиль?

Девушка поклонилась:

— Добрый день, уважаемый анак Дайли! — и протянула ему золотой браслет. — Я не могу принять ваш подарок. Прошу: заберите его!

— Ты уже приняла, — напомнил мужчина, — браслет твой.

— Я сразу же сняла его, как только мы вернулись с базара.

— Жаль! Я думал, он тебе понравился.

Хадиль сглотнула.

— Браслет очень красивый! Но я не могу…