Тайная сторона дела Пеньковского. Непризнанная победа России - Анатолий Максимов

Работая с ним, наша сторона получала информацию: задачи, которые ставили спецслужбы внедренному агенту, то есть обнаруживался конкретный интерес той стороны, ее уровень знаний и осведомленности о нас. А затем — гласный суд и мощная политическая кампания…

Вопрос:

— Почему выбор пал именно на Пеньковского?

— Думаю, было несколько каналов, но у него пошло лучше. Мы узнаем о наших успехах по нашим провала. Но провалы еще и учат…

— Полтора десятка американцев, работавших с Пеньковским и на него, были выдворены из СССР. Пострадали и наши: маршал, начальник ГРУ — они были сняты с должностей и понижены в звании. А офицеры спецслужб? — Беседа носила явно завершающий характер, но «порох в пороховницах» у Николай Николаевича еще был.

— И восемь англичан, — добавил я. — Мне удалось поговорить с некоторыми офицерами из ГРУ. Многим объявили наказание публично за… ротозейство, но фактически все осталось на своих местах.

Далее разговор стал выходить за рамки темы и касаться большой политики.

— Мота ли какая-то группировка, борющаяся за власть в Союзе и знающая непредсказуемость Хрущева, послать Пеньковского известить американцев, чтобы они, не дай бог, не начали войну?

Вопрос был не по теме, но все же о Пеньковском, и я мог отвечать на него, опираясь на собственный жизненный опыт.

— При нашей разветвленной и централизованной партийной системе и сильной госбезопасности — это невозможно! Тем более наверху. Любой побежал бы к партийному секретарю “посоветоваться”. Для таких целей нужна хорошо законспирированная организация в высшем эшелоне, что было абсолютно невероятно. И необходимости не было, как мне представляется.

— Но Пеньковский оставил след и в Берлинском кризисе? — опять вода на “мою мельницу”.

— По нему он никакой информации не дал. Кроме того, что будет подписан договор о сотрудничестве. О планировавшемся факте возведения Берлинской стены о ничего не сообщил. А ведь об этом его высокие источники могли бы знать, раз уж о ракетах говорили! Этот факт также в пользу моей версии… Как и тот, что об операции “Анадырь” — завозе ракет на Кубу — он также не сообщил Западу!

А Николай Николаевич требовал ответа и “брал быка за рога”.

— Могли его расстрелять потому, что столь высокую игру нужно было довести до полного логического завершения?

— Нет, не могли. Хотя… — вопрос был более чем щекотливый, и на него отвечать всуе не хотелось.

— А может быть и так: Комитет, чтобы реабилитировать себя в истории с действительным предательством, придумал эту версию с двойным агентом? — коварно допытывался журналист.

— Тогда нужно признать, что “масштабно линовали” все: разведка и контрразведка, Верховный Совет, судьи, партия… В “деле” были завязаны самые высокие инстанции страны! Поэтому Пеньковский сегодня не может появиться в ореоле национального героя… И не только поэтому — “деза” с его подачи все еще работает на нашу страну.

И тут я перешел на личный опыт.

— При подготовке к работе в качестве двойного агента — “московского агента” канадцев — меня спрашивали: готов ли я сыграть роль предателя, причем со всеми вытекающими последствиями: суд, телевидение… В моей истории, когда у канадцев “по моей вине” произошел провал, участвовавшим в их операции “Золотая жила” канадским офицерам правительственные “бонзы” навязывали линию поведения: возьмите все на себя, пусть правительство страны останется в стороне… Страны и службы — разные, а тактика может быть одна. Канадцы до конца считали, что я работал с ними честно, искренне и после разоблачения был “замучен в подвалах Лубянки”.

— Значит, вполне возможно, что Пеньковского не расстреляли? — задал последний вопрос мой собеседник.

И получил обтекаемый ответ:

— Если что-то и будет известно, то лет через пятьдесят. А о том, что он, возможно, жив, высказывались аналитики на Западе…»

Интервью поместили на первой полосе еженедельника «Век» под рубрикой «Версия» и с броским заголовком: «“Шпион века” был “подставой” КГБ?» Правда, со знаком вопроса, но, автор надеялся, пока. Подзаголовок подливал масла в интригу, ибо гласил: «Свою трактовку истории высказывает разведчик, сам побывавший в шкуре двойного агента.

Озвучить-то свою версию автор озвучил, но вот дать детальную аргументацию не смог — все же это газетная статья, а не трактовка «на тему». Надеялся получить отклики и возражения — ему нужны были оппоненты и выходы на людей, бывших близко к «делу» и самому Пеньковскому. Но… увы и ах! И через месяц, и через два реакции на интервью не было. Думается, что все же сыграл фактор времени: прошло более пятидесяти лет.

Руки автор не опустил. Хотя временами казалось: в этом расследовании можно поставить точку. Все, что автор говорил, носило косвенный характер — интерпретация фактов. Поддерживало в нем уверенность в своей правоте то, что он на верном пути. Видимо, как считает автор, с годами в его голове проросли умные мысли, высказанные великими людьми. Альберт Эйнштейн: «Самое прекрасное, что мы можем испытать, — это ощущение тайны…» или из уст Джордано Бруно: «Нужно лишь немного увидеть и услышать, для того чтобы потам долго размышлять и многое понять». Наконец, все тот же Эйнштейн: «У меня нет никакого таланта— есть только упрямство мула и страшное любопытство».

Опирался автор и на четвертый постулат, который особенно вселял уверенность — поучение нашего замечательного соотечественника Михаила Кутузова, полководца, разведчика, государственного деятеля: «От того времени, когда ты познал истину, то того момента, когда она восторжествует, может и не хватить жизни…» Неправда ли, такой совет вселяет надежду!

«Тайна», «рассуждения», «любопытство», «надежда» и… опора на системный подход в анализ этого «дела» — вот и все!

* * *

Так вот. Объективная реальность предусматривает три, причем обязательных, условия в работе с агентом: его разведывательные возможности, основа сотрудничества и безопасность. При анализе работы Пеньковского с СИС и ЦРУ возникает масса вопросов, не говоря уже о том, что значительная их часть носит характер подозрительный.

В разведке имеют значение проверка информации, поступающей от источника, поведение носителя ее. Разведка — «их» или «наша» — должна однозначно ответить на вопросы: что неясно или неточно; что сомнительно либо настораживает? И тем более — что подозрительно? Недоверие к источнику перерастает в доверие только после получения ответов на все эти вопросы, «добытые железной логикой шахматного игрока».

Иначе такой источник становится «бомбой замедленного действия», взрывной силой которой будет дезинформация собственного правительства, дискредитация работы спецслужбы, компрометация ее кадровых сотрудников, а в целом — дезорганизация направления работы разведки либо контрразведки. (Все это произошло в работе против канадцев в операции «Турнир». Конечно, по сравнению с Пеньковским-подставой — масштабы эффективности были значительно слабее.)