Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

– Я не член Академии и никогда им не стану. Мое имя никогда не появится в списках тех, кому они платят. Я недостоин их gratifications[52]или traitements,[53]– сказал журналист безо всякой враждебности. – Нет, мое имя стоит на обложке нескольких книг, а также записано в архивах парижской полиции: «Плюмо: юрист, писатель, выгнан из бара. Пишет адвокатские mémoires[54]о подозрительных делах и непристойные памфлеты».

Журналист не только писал, но и преподавал. Как писатель, он, похоже, был неравнодушен к повестям, основанным на всяческих хитроумных композициях. Например, его герои рассказывали истории во время игры в карты, или в шахматы, или в других вынужденных условиях. Сейчас он работал над книгой под названием «Утопический триалог», в которой три портрета, висевших на стене какого-то северного дворца, спорили друг с другом. Также он собирал заметки для переиздания по-французски запрещенной книги одного англичанина «Сказка со скрытым смыслом». Как преподаватель, он всюду искал легкого заработка и бесплатного ужина, поэтому сейчас находился в компании непубликовавшегося писателя, доведенного до бедности. В комнате люди знакомились и разговаривали по всей длине столов. Плюмо хватило ума не вмешиваться, а просто сидеть, слушать и оценивать возможный доход, какой мог бы принести необычный талант Клода, названный Себастьяном «редким даром тонкого слуха».

– Где ты живешь? – спросил журналист в конце трапезы.

– Пока нигде. – Клод объяснил ситуацию, и писатель предложил свою помощь. Получив одобрение извозчика, Клод принял ее. Юноша спросил, насколько ценны здесь его деньги и часы. После короткого урока по переводу валют Клод убедился, что у него не будет проблем с оплатой жилья.

Извозчик поднялся, чтобы уйти, но задержался на минуту и доел остатки из тарелки Клода.

– Мы с «Люсиль» отправляемся в два часа ночи. О тебе позаботится твой новый знакомый, – передал он бразды дружбы журналисту. – Когда вернусь, обязательно загляну к мадам В.

Отовсюду послышались пожелания удачи. Извозчик разволновался и сказал:

– Ну все, я поехал, надо зарабатывать себе на хлеб!

– Надеюсь, что хлеб будет хорошо пропечен! – присоединился к пожеланиям Клод.

Клод, Плюмо и второй писатель вышли из gargote. Они остановились на улице заимодавцев, и журналист сумел добиться хорошей цены за часы Клода. Себе он взял совсем немного.

Молодой непубликующийся писатель соскучился еще в начале разговора, когда Клод эмоционально рассказывал о бое городских часов, затем ему надоела перебранка с заимодавцами, а теперь он и вовсе обиделся, так как интересы товарища, ужин которого он оплатил, кардинально поменяли свое направление. Он дошел с Плюмо и Клодом до реки, а там покинул их, и они начали искать жилье вдвоем.

Сначала они навели справки там, где жил сам Плюмо, в бернардинском колледже неподалеку от площади Мобер. Мест не оказалось, поэтому они продолжили поиски. Плюмо был настроен оптимистично, но Клод решил, что такое поведение коренится в самой природе журналиста. Отказ в колледже лишь слегка ослабил его уверенность, и они продолжали шагать от дома к дому, выискивая свободную комнату. Они обошли по кругу и квадрату все площади издательского квартала, потом двинулись дальше, демонстрируя чудеса геометрии в поиске места жительства. Они зашли в винный магазин, где отдыхали фонарщики. Клод прослушал несколько бесполезных комментариев по поводу того, как трудно бывает найти место для ночлега. Только после полуночи они наконец нашли жилье.

Клод уже почти сдался, когда Плюмо увидел вдалеке женщину, подметающую крыльцо здания с каменным фасадом. В ходе беседы выяснилось, что из квартиры на третьем этаже съехал жилец, наемный плотник. Его апартаменты были доступны, но больно дороги. Клод уже почти совсем отчаялся, когда уборщица сказала, что есть еще чердак. «Три комнатки» – так она их назвала. Клод согласился, даже не посмотрев на них, к вящему удовольствию Плюмо. Журналист пожелал юноше спокойной ночи, удачи и скрылся в поисках ночных развлечений под сводами мясного рынка. Клод заплатил за четыре ночи. У него не было выбора, и ему очень хотелось спать.

Чтобы добраться до комнаты, подметальщице (она оказалась хозяйкой дома) и Клоду пришлось карабкаться по спиральной лестнице из прогнившего дерева и заржавленного железа. Вокруг было слишком темно, чтобы увидеть, в каком состоянии пребывало все остальное. Правда, нос Клода уловил неприятный запах. Из-за одной двери несло так, что юноша невольно вспомнил гниение и разложение кладбища, мимо которого проходил. Хозяйка пробормотала что-то о набивке чучел. Из другой части здания донесся плач ребенка.

– Напротив живет кормилица, – сказала хозяйка.

Они добрались до верхнего этажа после долгого и утомительного подъема. Клод сбился со счета после сто третьей ступеньки. Хозяйка, задыхаясь, вручила ему огарок свечи.

– Ну, вот мы и на месте. Спокойной ночи! – Клод двинулся вперед и ударился головой о перемычку. – Осторожнее с головой! – предупредила хозяйка.

Чердак находился под крышей с крутыми скатами, отрезающими большую часть пространства для людей выше трех футов ростом. Клод осмотрел все, что мог. Комната была убогая, плохо обставленная и вообще скверная. Когда Клод еще учился, аббат частенько проверял его знания планиметрии, науки, изучающей плоскости. Однако чердак представлял собой что-то невообразимое, недоступное знаниям Клода. Множество раз помещение расширяли, обрубали, разделяли и всячески переделывали, чтобы хоть как-то улучшить условия проживания и хранения. Но работу бросили, так и не закончив, и теперь чердак просто гнил.

Казалось, все природные стихии собрались, чтобы сделать сие место еще мрачнее и зловещее. Практически все доски были заляпаны землей. Ветер выл в перекрытиях над кроватью. Вода капала с крыши, шумно ударяясь о дно подставленного ведра – своеобразная грубая версия водяных часов, за которыми пришлось бы, подумал Клод, постоянно следить во время ливней. Отсутствовал лишь огонь – камин заложили кирпичами. Дыры в стене рядом с местом, где Клод собирался спать, заклеили рекламными листовками и указами, сорванными со столбов. В свете огарка он разобрал какие-то дешевые стишки и песенки. Клод утешился тремя грязными копиями «Удивительного древа знаний». Только и это не помогло заглушить шум, издаваемый совокупляющейся парочкой этажом ниже. Видимо, предыдущий жилец выехал второпях. В углу остались доски. Клод собрал несколько ковриков и соорудил тюфяк, вместо подушки положил свою сумку. Еще долго он ерзал в постели и наконец забылся тревожным неглубоким сном.

Прошел месяц с тех пор, как Клод приехал в Париж, и в один из вечеров он решил написать домой. В письме не было излишеств, так принятых в то время: никаких там «верный слуга», ни всяческих «навеки ваш», ни прощаний вроде того, что написал в своем письме самый известный маркиз XVIII века: «Почту за честь, сэр, быть вашим верным и покорным слугой». (Вот он – настоящий садизм!)